Чара силы
Шрифт:
Меч выпал из руки девушки. Обхватив руками шею спасителя, она взглянула на камни внизу, далекий морской прибой и прижалась к Даждю.
— Что ж ты прыгаешь-то, как коза? — ласково упрекнул ее Даждь. — Не приметила, что это горы? С ними ухо востро держать надобно. Не ровен час… Я в горах родился, сызмальства к ним привычен!
— И я — тоже… — тихо ответила девушка, не сводя глаз с открывавшихся далей. — Просто забылась…
— Забылась. — Даждь погладил ее по голове. — А с тобой оказалось не просто совладать. Ты, верно, лишь с женихом своим будешь ласковая да смирная! — Тело девушки напряглось в его руках, она гневно вскинула голову, и Даждь поспешил добавить: — А слово я сдержу — свожу тебя к брату. Может, он что присоветует. А нет — так не обессудь!
Отпустив девушку, он подобрал оружие и первым стал спускаться вниз, к лошадям. За ним, даже не взглянув на Златогорку, поспешили Агрик и Падуб. Девушка стояла на краю, сжав кулаки, но потом последовала за ними.
Никто не мог, отправившись в путь, миновать одинокую пророчицу и волхву Макошь. Ее дом в скале над ручьем был неподалеку — в двух днях пути — и находился как раз по дороге на север.
После битвы Даждь почему-то стал относиться к Златогорке с уважением, которого удостаивались только испытанные воины. Он величал ее по имени-отчеству, обращался почтительно и ласково, ни разу не молвил слова поперек и предпочитал отмалчиваться, если у поляницы было дурное настроение. Нрав у девушки оказался не такой мирный, как можно было ждать, памятуя ее брата, но именно это в ней и привлекало. В отличие от Марены, Златогорка никогда не скрывала, что у нее на уме. Выслушав предложение Даждя посетить Макошь, девушка заявила, что не доверяет предсказаниям, так как однажды ее уже обманули, — и при этом многозначительно посмотрела на витязя. Но Даждь был само терпение — только хмыкнул, отведя глаза, — и она Согласилась.
Падуб каким-то полузвериным чутьем угадывал в ней нечто особое. Он без спора уступил ей своего коня и пересел на заводного. Таким образом под Златогоркой оказалась кобыла, к великой радости Хорса, который теперь сам, не слушая повода, держался поближе к ней и ее всаднице. Наступала весна, все в мире тянулось друг к другу, и две лошади тоже обрадовались встрече. Златогорке это не нравилось хотя бы потому, что Даждь теперь постоянно был рядом. По его лицу и прядям седины в волосах сразу можно было угадать его возраст, и, хотя по его фигуре, голосу и глазам трудно было счесть его стариком, все же было ясно, что он гораздо старше девушки.
Весенний лес радовал глаза набухающими почками, распустившимися сережками на кустах, золотистыми звездочками первоцветов и молодой зеленой травкой. Сугробы еще лежали в низинах и в тени, но почти всюду открылась бурая, еще прохладная и полусонная земля. Чудом выжившие бабочки мелькали над проталинами, а воздух звенел от голосов ранних птах. Речки ломали лед и выплескивались из берегов.
Соскочив с коня на ходу, Даждь сорвал ярко–золотой цветок и вернулся к Златогорке. Не успела она спросить, зачем ему это, как он ловко воткнул его девушке в волосы.
— Как раз для тебя, — улыбнулся он, — по твоему имени…
— Не люблю, когда рвут цветы, — отозвалась девушка, — особенно,., для этого!
— Хорошо, больше не буду, — послушно сказал Даждь, трогая коня.
Проехав еще десяток шагов, они увидели Макошь. Встав на колени над разлившимся ручьем, пророчица раскинула руки в стороны и что-то шептала, обратив лицо к небу. Глаза ее были закрыты, ветер трепал распущенные волосы — волхва была совершенно нагой.
— Это она? — шепнула Златогорка Даждю. — Что-то не похожа!
Макошь тут же открыла глаза и встала, как ни в чем не бывало направившись к развешанной на ветках ивы одежде.
— А ты, девонька, не гляди на лик-то, — молвила она, одеваясь, — а не то проглядишь главное!
Одевшись, волхва вброд, как была, босиком перешла ручей и поравнялась со всадниками.
— Ишь ты! — усмехнулась она. — Четыре дорожки в кон-то веки вместе сошлись! Хорошо, что пока не разбежались… А, это ты! — кивнула она Даждю как старому знакомому. — С Кощеем пока что не сталкивался?
— А как ты узнала? — ахнул Даждь.
— Да был он тут по осени, — ворчливо объяснила женщина, — тоже о будущем пытать приезжал.. Злой умчался!
— Ты назвала ему мое имя? — Даждь свесился с седла.
Макошь смерила его прищуренным глазом.
— Назвала, — загадочно ответила она, — отчего не назвать, коль правда?.. А хочешь — тебе его имя повторю, потому как забыть о нем — смерть для тебя! Пока помнишь — жив и счастлив будешь, а забудешь — тут и конец тебе!
— Ты говори, да не заговаривайся! — вспылили разом Падуб и Агрик. — Никак, смерть пророчишь?
Пекленец уже выхватил саблю, но Макошь смерила и его таким же взглядом, и он сник, как зачарованный.
— А почему бы и не напророчить ее бессмертному? — вкрадчиво сказала она. — Дважды смерть его касалась — ан нет ведь, жив и здоров, а потерпит еще немного — и счастлив будет! Дважды ты уже умирал, — строго добавила она, глядя в лицо Даждю. — Смотри, как бы третий раз последним не стал!
Даждь выпрямился в седле, стискивая вспотевшие вдруг ладони. Сбоку ему в лицо заглядывали встревоженные Агрик и Падуб, даже Златогорка, но он не замечал ничего. А Макошь спокойно повернулась к нему спиной и пошла вверх по склону, отводя руками ветки.
Она преодолела половину расстояния, когда Даждь наконец очнулся. Он знал, что пророчества Макоши сбываются всегда, даже когда она сама этого не хочет, но она же и не предрекла ему, где и когда ждет его смерть. Значит, все еще обойдется! Он двинул коня следом.
— Погоди! — окликнул он женщину. — Не за моей судьбой мы к тебе приехали!
— А я знаю, — откликнулась волхва, не останавливаясь. — Подъезжайте к дому!
Всадники послушались, переправляясь вслед за хозяйкой на другой берег ручья и въезжая на склон.
На поляне у входа в пещеру две девочки играли печеными «птичками». Завидев всадников, они вскочили и наперегонки бросились в дом.
Не успели всадники спешиться, как сестрички появились снова — уже с птичками для гостей. Толкаясь и весело крича, они кинулись к ним, протягивая угощение. Златогорка первая подхватила младшую красивую девочку на руки, принимая у нее печенье. Обрадованная таким вниманием, та вертелась у девушки на руках, счастливо щебетала и совала угощение всем подряд.
Даждь стоял, издалека любуясь Златогоркой и своими молодыми спутниками. С девочкой на руках Златогорка казалась такой счастливой, такой красивой и желанной, что Даждь сам не заметил, как нежность заполнила все его существо. Он почувствовал, что должен прямо сейчас сказать ей о своей любви. Он уже сделал к ней шаг — но поймал взгляд Макоши.