Чара силы
Шрифт:
Это последнее оказалось заманчивее всего остального, и Даждь согласился, не дослушав.
На следующий день три всадника отправились вслед за Гамаюном. Не переставая болтать, сын Сирин летел чуть впереди, порой садясь на дорогу и поджидая людей. Перескакивая с одного на другое, Гамаюн перечислял свои зимние приключения. Его болтовня отвлекала Даждя от грустных мыслей о последних событиях в семье, да и дорога в самом деле оказалась короткой, а потому всадники сами не заметили, как выехали из рощи прямо к высокому гладкому холму, сбегавшему
Оставив спутников внизу, Гамаюн взлетел к тыну и приземлился во дворе. Немного погодя он по–хозяйски гордо вспорхнул на забор, а тесовая воротина отворилась, приглашая въехать.
На дворе стояла невысокая статная женщина с рыжей толстой косой на груди. Взглянув на нее, Даждь ахнул, соскакивая с седла:
— Жива?
Женщина бросилась к нему в объятия, заглядывая в лицо и лаская длинные кудри.
— Ты? — улыбалась она. — Мне Гамаюн сказал, чтоб встречала, а кого — промолчал! Проказник!
Она оглянулась на полуптицу, которая с важным видом смотрела по сторонам.
Златогорка и Падуб спешились, и пекленец повел •ставить лошадей. Жива провела гостей в дом.
Уже там, сидя за столом и пробуя наскоро приготовленное хозяйкой угощение, Даждь заметил в Живе перемены. Она всегда была стройной и даже немного худощавой, но теперь показалась раздобревшей — видимо, и на ней сказались годы.
— Ты одна здесь живешь? — спросил он.
— Гамаюн залетает, вести приносит, а так одна, — ровным голосом ответила хозяйка. — Уж второй месяц идет, как одна. Коль помехой не буду, так живите. Тебя я знаю. — Женщина обернулась к Даждю. — Ты не похож на свою родню.
— Что? — спросил Даждь. — Наши чем обидели?
— Тяжелая я. — Жива прижала руки к животу. — Четыре месяца уже. Я ведь все в девках…
Даждь отставил кружку.
— А он кто?
Но Жива только подняла на него умоляющий взор.
— Не гони меня…
Златогорка и Падуб так и вскинулись при этих словах. Но Даждь спокойно взял кружку, допил и поставил ее на стол.
— Это не ты, это мы у тебя приюта просить хотели, — ответил он.
Жива благодарно улыбнулась, пряча глаза, и Даждь мысленно обругал себя за то, что не сдержался — в первый же день подарил Златогорке колечко, найденное им в пещерах Змеихи. Не ей, счастливой подле мужа, носить его, а Живе, бережно носящей под сердцем дитя того, кто спас Даждя в Пекле. Он подошел к сестре и обнял за плечи, успокаивая.
Златогорке не померещилось — она и в самом деле понесла в первую же ночь и носила дитя, считая до долгожданных родов дни.
По осени пришла пора рожать Живе. Не желая тревожить другую будущую мать, она перед самыми родами вернулась в замок.
В начале зимы, когда снега засыпали все вокруг и берег залива сковало Льдом, Златогорка дохаживала последние дни. В то же время отряды наемников Кощея тайком пробирались к границам Ирия.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Играя
Трое людей, стоя на высоком тесовом крыльце, смотрели на полуптицу, запрокинув головы. Падуб только что вернулся с охоты — проверял ловушки, — но сложил добычу у ног и забыл о ней. Он уже узнал столь много об этом мире наверху — недоступным, загадочным и манящим оставалось только небо.
Даждь бережно поддерживал Златогорку за плечи. Женщина обнимала мужа, другой рукой накрыв большой высокий живот. Младенец чувствовал настроение матери и толкался, просясь наружу. Родители не сомневались, что будет сын, и выбрали первое, детское, имя — Прострел. Ему уже подходила пора появляться на свет — радостного события ждали со дня на день, но разыгралась буря и завалила снегом дорогу к замку. Ехать с женщиной, ожидавшей родов, по снежному бездорожью было опасно, а потому решили ближе к сроку позвать кого-нибудь из знахарок. Собственно говоря, Даждь собирался выехать сегодня — ждал только Падуба, которого хотел оставить подле жены.
Гамаюн издал еще один воинственный клич и воспарил в небеса, распарывая их словно серо–голубая игла. Он завис в вышине, трепеща крыльями и поднимаясь все выше и выше — его силуэт таял в небе.
— Возвращайся! — закричала первой Златогорка и, охнув, схватилась за живот — младенец отозвался на крик мощным ударом.
Даждь подхватил жену, но она уже оправилась и улыбалась ему.
— Давай назад! — закричал и он, призывно махая рукой.
Гамаюн вдруг замер, как неживой, и, сложив крылья, начал падать.
Он летел вниз, как сокол на добычу, но ветер подхватил его, завертел, словно осенний листок, и сразу стало ясно, что на сей раз отважный летун не справится. Златогорка закричала, испуганно оседая на пол. Даждь и Падуб вдвоем бросились к ней — и в этот миг Гамаюн тяжело рухнул на двор, перепугав всех еще больше.
— Видишь, что ты наделал! — в сердцах напустился на Гамаюна Даждь. — А что, если она теперь…
В этот миг Златогорка вдруг согнулась пополам, хватаясь за живот.
— Не могу, — простонала она сквозь зубы. — Ой, мама, все…
От неожиданности Даждь разжал руки, и, если бы не Падуб, подставивший плечо, женщина упала бы на крыльцо. Лицо ее исказилось, она дернулась, пытаясь встать, но только застонала, морщась.
— Видишь, что ты наделал? — повторил Даждь. — Видишь?
Гамаюн подпрыгнул на месте, встряхивая оперение.
— Ты не горюй, хозяин, — зачастил он. — Пусть она переждет, я приведу кого-нибудь!.. Ты знаешь меня — я могу! Я справлюсь! Я быстро!.. Но если бы ты знал, что я видел!
— Потом, потом, — отмахнулся Даждь. — После расскажешь! Лети!