Чарли-Чарли-Браво
Шрифт:
— «Новозалетск», ответь «бугелю» [56] ! — зашипел голос старпома на 16-м канале.
И это «ответь» летало над тихим Тихим океаном, отражая эхо «еть-еть-еть» от Луны, еще долгие 30 минут.
— Механики, подать воздух на тифон [57] ! — заволновался командир, забыв оставить недокуренную беломорину старпому Смотрящие бакланами на бычок вахтенный офицер и рулевой нервно сглотнули. А там, на танкере, курева было полно и дешево — всего стакан шила за пачку «Мальборо»!
56
Бугель —
57
Тифон — корабельная сирена.
— Ууу-ааа! — заорал тифон, услышанный китами, но не танкером.
— Тащ, у них на мостике… пусто! — ошалело доложил сигнальщик.
— Ууу-ааа-ххх! — орал теряющий голос ти-фон. — Ххх! Ххх! — осип он через полчаса.
— Тащ, на шкафут танкера кто-то вывалился! — крикнул сигнальщик, преданно глядя на дымящуюся самокрутку старшего помощника.
— Вахтенный, дать сигнальную ракету! — рявкнул СПК, оставляя покурить рулевому.
— Ракета тоже сигнальная, как и я, но дымит! — грустно подумал матрос о сигарете, и его острые глаза затупились.
— Ушел, гад! Слил за борт и ушел! Николай Прокопович, может, из пушки очередь дадим? — обессилил старший помощник. В глазах командира появилось сомнение…
— «Бугель», я «Новозалетск». К передаче топлива пока не готов. Есть проблема — пришлите катер, — густо дохнул перегаром 16-й канал радиостанции.
На переговоры уехали старпом и механик, так как первому пить было нельзя, а второму — полезно. Катер возвратился без них и без писем, но забитый доверху долгожданными витаминами. Вскоре командир лично раздавал по два апельсина, четыре яблока и пачке молока каждому члену экипажа. Я помню, что пил молоко из этого 300-граммового пакета два дня. Разбавлял водой и пил, разбавлял и пил, пока не понял, что пью чистую воду. Апельсины мы с соседом по каюте заперли в сейф — их должно было хватить на месяц, а их корки вообще бессрочны. Что им в спирте сделается?
Потом прозвучала команда убрать личный состав с верхней палубы, и пришел вельбот с танкера: в нем лежал механик, а на нем сидел старший помощник, понурив голову. Оказалось, что ему пить тоже можно и полезно.
Пока замполит дезактивировал переговорщиков, на танкер уехал командир. Гостил недолго — всего четыре часа. И опять была команда убрать личный состав с палубы, и пришел катер, и было нам видение: сидит в нем как дед Мороз наш Прокопыч с красным носом, а о его правую руку Снегурочка. Рыжая!
— Ййо..?! — вопиюще проговорился замполит.
— Нет, — ответил кэп, — Лечить буду! Начмеда ко мне!
Прибывший Гена на красноглазого командира дышал смело. Так же смело доложил о готовности провести операцию без дополнительной дезинфекции. Дезинфекцию Гена провел ранее, уединившись с механиком, но ему потребовались сутки, чтобы унять вибрацию в руках, и еще час, чтобы изучить по учебнику предстоящую операцию.
— Гена, что резать будешь? — спрашивали мы.
— Врачебная тайна! Могут у гинеколога быть тайны? — отвечал лукавый док.
А пока
— Товарищи офицеры, если кто, Ъ, вдруг, Ъ, я, Ъ, тому, ЪЪЪЪ! — порадовал нас командир в кают-компании. Но уже вечером у лазарета был отловлен прикомандированный старший лейтенант Миха, брюки которого подозрительно оттопыривались спереди. В его карманах нашли апельсин и яблоко, которыми этот змей хотел искусить. Искушенная хотя и билась в дверь, но сломать ее не смогла. А потом была успешная операция, в которой участвовал механик. Он что-то потом говорил о передаточном механизме, то есть редукторе, на что доктор, возмущенный незнанием терминологии, возмущенно фыркал, но клятва Гиммлера… тьфу… Гиппократа точный диагноз назвать не позволяла.
И был праздник! У механика и начмеда — командир выдал им премиальную банку шила. А Снегурочку кэп заточил обратно в лазарет. Под замок. На неделю. Гора апельсинов под ее дверью росла с каждым днем, что Прокопыча тревожило безмерно. И Миху тоже.
Через неделю, когда Снегурочка зализала рану и пришла в себя, командир решился вывести ее в свет. Ой, как вспомню! Может, не надо дальше рассказывать, а?
— Народ, сегодня за обедом прошу выражаться… Как бы это сказать? А, по-интеллигентски, Ъ! — огорошил старпом собравшихся в кают-компании офицеров, многие из которых почему-то надели белые рубашки. Их брюки топорщились спереди…
— Николай Прокопович, офицеры приглашают вас на обед! — положил трубку телефона СПК.
Помню, когда ждали, ноги тряслись от нетерпения.
— Софи? Лорен? Марсо? Долорес Ибаррури? — работал мозг. Оба мозга.
Шаги.
— Товарищи офицеры! — крикнул старпом.
— Товарищи офицеры, приятного аппетита! — ответил Прокопыч, держа за руку страшного рыжего мальчика в платьице. За пазухой у мальчика было два апельсина.
— Товарищи офицеры, садитесь! — повторил командир, и все сели, кроме старпома.
Место по правую руку от командира оказалось занятым страшной девочкой! Глаза самурая сузились, стрельнув в командира. Рикошетом выбило из «седла» старшего инженера, который уступил СПК свое кресло и понуро подсел к лейтенантам. Правда, страшно?!
A-а, ясно, вы на флоте не служили… Ну, это — как посадить на место премьер-министра уборщицу на заседании кабинета, а министру дать в руки швабру.
И пытка эта для старпома и для нас, влюбленно смотрящих на сие творение Гойя (пасты, а не художника), длилось еще неделю. Так и апельсины кончились, которых мы так и не попробовали.
Говорят: «Страшных женщин не бывает — бывает мало водки».
А я бы сказал: «В море страшных женщин не бывает!» — и, подняв рюмку, произнес бы тост: «За тех, кто в море 8 Марта!»
А «мальчика» в целости отдали на танкер, от которого и заправились топливом и куревом.
MADONNA SULLA SEDIA
1485 год от Рождества Христова.
— Инквизиция не способна ошибаться, — подумал брат Томас, с ненавистью глядя на полотно Сандро Боттичелли «Рождение Венеры».