Чародей как еретик
Шрифт:
Тут он удивленно захлопал глазами:
— Да это же женщина!
— Леди Мэйроуз! — просиял архиепископ. Он уставился в окно, не в силах оторвать от стройной фигуры нежного взгляда, и лишь минуту спустя заставил себя повернуться к дверям.
— Эй, камергер! Брат Анно!
— Я здесь, милорд, — с поклоном открыл дверь монах.
— Сюда едет леди Мэйроуз со своими слугами! Впусти их, впусти и немедля проведи ее ко мне!
— Милорд! — потрясенно уставился на прелата брат Анно. — Женщина, в наших стенах…
— Делай,
Брат Анно побледнел, сглотнул и попятился, кланяясь.
Брат Альфонсо наблюдал за этой сценой с еле заметной улыбкой.
— Как славно, что она приехала! — потер руки архиепископ. — Но что могло послужить причиной этому визиту?
— И в самом деле? — пробормотал брат Альфонсо. — И что она привезла с собой?
Это выяснилось несколько минут спустя. В покои вошел брат Анно, бледный, с тесно сжатыми губами.
— Милорд архиепископ! Леди Мэйроуз.
И он посторонился, пропуская леди.
— Как хорошо, что вы приехали, леди Мэйроуз! — архиепископ схватил протянутую руку и прижался к ней губами. — Но чему я обязан такой радостью?
— Войскам, собирающимся у вас под стенами, Ваша Светлость, — улыбнулась леди Мэйроуз. Ах, эти ямочки на щеках!
— Мы, моя бабушка и я, решили, что воинам потребуется провиант, и баронесса убедила меня отправиться сюда с тем немногим, что мы можем предложить вам.
Если у брата Альфонсо и возникли некие сомнения относительно того, кто кого убедил, то он придержал их при себе. Секретарь только широко улыбнулся. Архиепископ обернулся к нему, широко взмахнув рукой:
— А это мой секретарь, брат Альфонсо.
— Польщен выпавшей мне честью, миледи, — поклонился брат Альфонсо. — Я так много слышал о вас от милорда архиепископа.
— И я о вас, добрый брат! Я часто дивилась, каким же могучим должно быть плечо, на которое может опереться Его Светлость, сгибаясь под тяжестью забот!
— Ах, ваши слова слаще меда, — искренне улыбнулся брат Альфонсо. — Но и вы, несомненно, служите опорой нашему духовному владыке.
— Я с радостью отдам ему то немногое, что имею, — отозвалась леди Мэйроуз. — Для меня счастье просто оказаться в этих святых стенах, подвигающих на праведные деяния!
— И да пребудет так вовеки, — набожно воздел взор брат Альфонсо. — Увы, боюсь, что сейчас нужда подвигает меня удалиться к цифири амбарных книг, к мирским заботам, без коих не обойтись в нашем суетном мире даже самым святым стенам.
— Воистину, святой отец, — улыбнулась леди. — Надеюсь, нам еще выпадет случай насладиться беседой?
— И я надеюсь, — ответил брат Альфонсо, с поклоном оборачиваясь к архиепископу. — С вашего разрешения, милорд?
— Что?.. то есть, я… — архиепископ мучительно замялся, смущенный
— Да, конечно. Немедленно отправляйся и выполняй, что тебе поручено!
И с упавшим сердцем проводил глазами почтительно поклонившегося брата Альфонсо.
— Ну же, милорд! — рассмеялась леди Мэйроуз. — Уж не испугался ли архиепископ простой девушки?
Архиепископ рассмеялся вместе с ней. Скрыв раздражение и смущение под красноречием, он взял гостью под руку и подвел к окну, похвастать собирающимися войсками. Рот у него больше не закрывался.
На монастырском дворе брат Анно оторвался от молитвенника, увидел в окне архиепископа, всем напоказ стоящего с молодой девицей под руку, и похолодел.
Схватка шла в двух плоскостях — в беседе и молчаливая. Катарина и Туан слышали только учтивый диспут о Церкви, в то время как Бром О'Берин, погрузившись в поток кроющихся за словами мыслей, вел битву за правдивые сведения.
— Так вы не отрицаете, что вы — священник? — мозг колдуньи прислушивался к малейшим ассоциациям, которые мог вызвать этот невинный вопрос.
— К чему отрицать? Я горжусь этим, — улыбнулся монах.
Ничего. Ни единого слова, ни единого образа, нет даже обычной мешанины повседневных мыслей. Ни-че-го. Пустота, вакуум.
— Меня зовут Гвендолен, леди Гэллоуглас. С кем имею честь беседовать?
— Я отец Перон, дитя мое.
Он собирается говорить с ней по-отечески, как пастор со своей прихожанкой? Что ж, Гвен знала, как ускользнуть от этого.
— Признаюсь, я озадачена, святой отец, — ответила она. — Как вы можете называть Их Величества «еретиками», когда они всего лишь держатся своей веры, в которой прожили всю свою жизнь?
— Все течет, все меняется, дитя мое, — и Церковь меняется вместе с этим миром. Вот почему и Христос дал Петру власть вязать и разрешать — чтобы Церковь могла измениться, буде в том возникнет надобность.
Тут глаза священника словно пламенем полыхнули, и Гвен ощутила страстную, фанатичную веру, исходящую от этого человека. У нее даже дух захватило — такой сильной и неожиданной была волна. Она взяла себя в руки.
— Однако же вы откололись от Петрова наследника.
Священник покраснел, и к страсти добавилась злоба.
— Папа не может знать, что творится на Греймари. И те перемены, что он провозглашает для других миров, здесь не имеют власти.
Его гнев пугал, устрашал, и Гвен в самом деле почувствовала себя девчонкой, стоящей перед суровым наставником. Она заколебалась, но не подала виду, и сфокусировала свой разум лишь на одном — на страхе священника перед загробной жизнью.