Чародей как еретик
Шрифт:
«Ты прирожденный интриган».
«Какие приятные вещи ты говоришь. И кстати, Их Величества могут попросить у лояльных лордов взаймы с десяток рыцарей, радость моя, и излишек солдат, если те окажутся у них под рукой».
«Это правильно, — мысли Гвен стали серьезнее. — Что еще им передать?»
«Только то, что я сказал в самом начале».
Мысли ведьмы чуть спутались.
«Что именно, мой господин? В начале было много мыслей…»
«Самое серьезное — зачем я им понадобился?»
Темнело. Король, одетый в крестьянскую рубаху
Король шел, прислушиваясь к обрывкам разговоров, останавливаясь у постоялых дворов, замедлял шаг, проходя мимо веселых компаний, беззаботно хохотавших, пуская по кругу бутылочку. Надо бы получше освещать улицы, подумал он, особенно узкие. Темнота — друг злодеев.
Внезапно Туан вскинул голову, прислушался. Неподалеку слышалась чья-то речь — громкая, внятная, выразительная — речь оратора, обращающегося к толпе. Это должно быть особенно интересно, оживился Туан, и пошел на голос.
Вскоре он вышел на небольшую треугольную площадь, открытое пространство меж трех больших домов. На фасаде одного висела вывеска постоялого двора. У коновязи переминалась с ноги на ногу лошадь, запряженная в телегу, вдоль стен тянулись несколько пустых прилавков, с которых завтра будут торговать местные крестьяне.
Напротив прилавков, на здоровенной бочке стоял монах, в коричневой рясе с капюшоном, подпоясанный черной веревкой. Из нагрудного кармашка выглядывала маленькая желтая рукоятка. Глаза короля расширились от удивления: он видел тайных проповедников и прежде, но ни разу в Раннимеде, и ни разу в одеждах ордена.
— Нас осаждают! — восклицал монах. — Кругом рыскают злые духи и мертвые встают из могил! Древние призраки просыпаются и устрашают нас! Кто же обрушил на нас эту напасть?
Туан навострил уши. Это было что-то новенькое и вполне злободневное. Он оперся о стену и приготовился внимательно слушать.
— Король! — ответил монах на свой вопрос, и Туан застыл. — Король — вот воплощение нашей страны, нашего народа! Каковы мы — вы и я, весь народ — таков и король! Король — вот воплощение всего доброго и праведного, что есть в нас!
Туан не мог с ним не согласиться. Что-то в голосе, в фигуре этого проповедника просто заставляло верить ему.
— Но если верно, что мы — это король, то так же верно, что король — это мы! — продолжал монах. — Если королю угрожают бароны, то наша земля в беде — но точно так же наша земля будет в беде, если король будет грозить баронам!
Туан начал понимать, куда клонит монах, и это ему не понравилось. Однако же в этих словах была своя толика истины, и толпа вокруг согласно зашумела.
— Но духи не станут устрашать короля по собственной
Из толпы раздалось несколько одобрительных выкриков. Туану с неудовольствием пришлось признать, что он встретил родственную душу — оратора, столь же одаренного, как и сам Туан. Король оглянулся назад и прошептал несколько слов на ухо ближайшему из охранников. Тот кивнул и потихоньку начал проталкиваться сквозь толпу.
— Много столетий, — вещал монах, — Святая Церковь сдерживала духов! Сотни лет Церковь несла этой земле святость и умиротворение! И если сейчас призраки снова пробудились, что же тому виной?
Тут он сделал паузу, подождав, пока толпа не зашумит взволнованно, а потом ответил на свой вопрос:
— Король! Ибо он восстал против Церкви! Он внес раздор в души своих подданных! И как он поступил с подданными, так он поступает и со всей страной!
На этот раз он выдержал паузу побольше, дожидаясь, пока ропот не утихнет.
Туан тоже ждал. Чем дольше будет говорить проповедник, тем больше времени будет у его людей, чтобы окружить площадь.
— Земля наша в раздорах! — провозгласил монах. — И что тому виной, как не мятежный дух короля? Ибо король грешен в том, что противится Церкви! В том, что повинуется развращенному Риму! В том, что закоренел в своей ереси!
Толпа взревела.
Монах удовлетворенно огляделся вокруг, давая реву окрепнуть.
Туан тоже был доволен: его люди уже заблокировали улицы. Он отступил в тень и стал ждать. Монах тем временем взбудоражил толпу так, что они уже хором требовали отречения короля, и отправил их орать под окна магистрата. Туан задумчиво смотрел, как галдящие прохожие спешили мимо. Теперь он был еще сильнее уверен, что все дело здесь в ораторском таланте монаха, а не в том, что он говорил. Люди короля пропустили толпу, а потом, когда монах стал слезать с бочки, окружили его со всех сторон. Монах поднял глаза и любезно улыбнулся.
— Что вам, люди добрые?
— Я хотел бы поговорить с вами о тех вещах, о которых вы только что вещали, — ответил Туан.
Монах недоуменно нахмурился; речь короля не очень-то подходила к его крестьянской одежде.
— Конечно, сын мой. Не скажешь ли мне свое имя и звание?
— С радостью, — Туан сделал знак охране, а потом откинул капюшон. — Я Туан Логайр, король Греймари.
Монах замер в ужасе, глаза выкатились, и в этот миг замешательства широкоплечие крестьяне обступили его. Монах пришел в себя, лихорадочно огляделся вокруг, но увидел лишь мрачные физиономии и обмяк. Потом обреченно выпрямился:
— И чего же вы от меня хотите, милорд?
Милорд, а не «Ваше Величество». Туан помрачнел.
— Ты действительно веришь в то, о чем только что проповедовал?
— Готов поклясться в том Богом!
— И не колеблясь, вступишь в диспут с моими приверженцами, которые придерживаются обратного?
— Только будете ли вы слушать? — насторожился монах.
— И я, и королева. Более того, мы не станем даже перебивать тебя, предоставив тебе и моему богослову спорить самим. Так ты пойдешь?