Чародей поневоле. Возвращение Короля Коболда
Шрифт:
Род мрачно кивнул.
— Таким образом, мы должны превратить шиллинги королевы во что-то иное, чем подарки.
— И ты нашел способ сделать это.
— Не я, — признался Туан, — но Пересмешник. «Когда подарок не подарок? — загадал он мне загадку и сам ответил: — Да когда это право».
Туан откинулся на спинку стула, разведя руки в стороны.
— И вот как это будет столь легко сделано. Нищие отправятся к замку и покричат королеве, что она должна дать им хлеб и вино, ибо это их право. А она даст им их, и
Род улыбнулся, потирая подбородок.
— Очень хитро, — кивнул он. Но про себя добавил: «Если это сработает. Но этого не будет — люди, у которых есть деньги, любят отдавать их на благотворительность, но они не дадут ни гроша, если скажешь им, что они обязаны это сделать. А сколь благодарны будут нищие, когда она им откажет и позовет армию выгнать их взашей?
И даже если она уступит их требованиям, что тогда? Что насчет чувства силы, которое это придаст им? Нищие, вынуждающие королеву поделиться! Они не остановятся на хлебе и мясе, нет, они вернутся через неделю с новыми требованиями, с Туаном или без него.
О, да, это очень хитрый план, и Туана прекрасно засосало в него. Пересмешник не может проиграть, и точно так же не могут стоящие за ним инопланетные тоталитаристы».
Но Туан худого не желал. Намерения у него были самые благие. Он был немного слабоват в политической теории, но намерения у него были прекрасные.
Род поднял кружку для приличного глотка, затем уставился в нее, следя за коловращением подогретого вина.
— И все же некоторые говорят, что Дом Хлодвига стащит Катарину с трона.
— Нет, нет! — ответил шокированный Туан. — Я люблю королеву!
Род изучил искреннее, открытое лицо парня и сделал собственную интерпретацию данного заявления.
Он снова посмотрел в кружку.
— Так же, как и я, — сказал он с куда большей правдивостью, чем ему понравилось бы. — Но даже при этом я вынужден признать, что она, скажем… действует не совсем мудро…
Туан испустил тяжелый вздох и стиснул руки.
— Это верно, ох, как верно. У нее такие хорошие намерения, но она так плохо их проводит.
На себя лучше посмотри, философ, подумалось Роду. Вслух же он сказал:
— Это как же так?
Туан печально улыбнулся.
— Она хочет в один день исправить то, что ее праотцы натворили за века. Много зла есть в нашем королевстве, это я охотно признаю. Но кучу навоза не убрать одним взмахом лопаты.
— Верно, — признал Род. — Да и селитра под ним может оказаться взрывоопасной.
— Великие Лорды не видят, что она изгоняет дьявола, — продолжал Туан. — Они видят только то, что она хочет наполнить эту страну одним голосом, только одним — своим собственным.
— Ну. — Род поднял кружку с мрачным от неизбежности лицом. — Выпьем за нее, будем надеяться, что у нее это выйдет.
— И ты думаешь, что это возможно, — произнес Туан. — Ты — еще больший дурак, чем я, а я известен далеко и широко как самый исключительный дурак.
Род опустил кружку, не пригубив.
— Ты говоришь из общего убеждения, или у тебя на уме что-то особое?
Туан свел указательные пальцы вместе.
— Трон покоится на двух ножках: primo, знать, которую оскорбляет все новое, и таким образом враждебная королеве.
— Спасибо, — поблагодарил Род с горькой улыбкой, — за открытие этой тайны.
— Предоставленные самим себе, — невозмутимо продолжал Туан, — вельможи могли бы и стерпеть ее ради любви к ее отцу, но есть советники.
— Да. — Род зажал нижнюю губу меж зубов. — Я так понимаю, что лорды делают все, что там ни скажут их советники?
— Или то, что они говорят лордам не делать, что приводит к тем же результатам. А советники говорят одним голосом — Дюрера.
— Дюрера? — нахмурился Род. — Кто он?
— Советник милорда Логайра. — Рот Туана горько скривился. — Он обладает некоторым влиянием на Логайра, что просто чудо, ибо Логайр самый упрямый человек. Таким образом, пока жив Логайр, Катарина может устоять. Но когда Логайр умрет, Катарина падет, ибо наследник Логайра ненавидит королеву.
— Наследник? — поднял брови Род. — У Логайра есть сын?
— Двое, — ответил Туан с натянутой улыбкой. — Младший — дурак, который любит своего злейшего врага, а старший — горячая голова, который любит лесть Дюрера. А посему — что скажет Дюрер, то Ансельм Логайр сделает.
Род поднял кружку.
— Давай пожелаем Логайру долгой жизни.
— Да, — пылко согласился Туан. — Ибо Ансельм давно затаил обиду на королеву.
Род нахмурился.
— Какую обиду?
— Не знаю. — Лицо Туана обмякло, пока он не стал похож на гончего пса, страдающего от свища. — Не знаю.
Род откинулся на стуле, положив руку на эфес шпаги.
— Значит, и он и Дюрер одинаково хотят падения королевы. А другие Великие Лорды последуют за ними — если умрет старый лорд Логайр. Вот и все в пользу одной ножки трона. Что же с другой?
— Secundo, — произнес Туан с салютом малолетнего бойскаута, — народ: крестьянство, ремесленники и купцы. Они любят ее за это новообретенное облегчение их забот, но они ее страшатся из-за ведьм и колдунов.
— Ах. Да. Э-э-э… ведьм и колдунов. — Род нахмурился, сумев выглядеть внимательным, востроглазым и компетентным, в то время как в мозгу у него все крутилось: ведьмы как политический фактор?
— …веками, — говорил между тем Туан, — ведьм и колдунов предавали пыткам, пока они не отрекались от дьявола, или подвергали испытанию водой или, потерпев неудачу во всем остальном, сжигали на костре.