Чароплет
Шрифт:
Никодимус снова не удержался от смеха.
— От такой склочности пациенты не страдают?
— Не знаю, я пока не видела, как вы с ними обращаетесь.
— Я имел в виду вас.
— Неужели?
Никодимус помолчал.
— Магистра, вы какая-то странная.
— Да вы мастак говорить комплименты…
— Простите. Но… вы кажетесь живее всех, кто мне встречался до сих пор. Слишком живой.
— Ну, прекратите, — картинно обмахнулась ладонью Франческа, — вы вгоняете меня в краску.
— Я не так выразился. — Он сдвинул брови. — Магистра, вы знаете, что такое праязык?
— Ересь.
— Так вас учили. Но он, как выяснилось, существует. Праязык — это исконный, изначальный язык, из которого сделана вся жизнь. Я выучил четыре его руны. И я различаю их во всех живых существах.
— Прелестно, — буркнула Франческа. — Вас в детстве не роняли часом?
Никодимус озадаченно наморщил лоб.
— У вас все дома? — перефразировала Франческа. — Крыша не едет? Ум за разум не заходит?
— Понял-понял, хватит.
— Так вот, — бодро продолжила Франческа, — вы действительно возомнили себя Альционом, которому суждено спасти нас от демонических орд?
Никодимус покачал головой.
— В пророчестве говорится не о противостоянии людей и демонов и даже не о борьбе добра и зла. Его смысл в соперничестве двух представлений о том, как должен быть устроен язык.
— Хм-м. Насчет роняли в детстве я ошиблась, признаю. Чтобы так ушибиться головой, нужно было не просто свалиться с луны, а еще и с дуба по дороге рухнуть.
— Вы ведь слышали, что сказала Дейдре: Тайфон пытается лишить праязык ошибок. Демоны хотят изменить устройство жизни.
— А вы намерены упорядочить созданный демонами хаос? — вздохнула Франческа.
— Наоборот. Сейчас я орудие хаоса. Еще в детстве Тайфон украл мои способности к чарописанию и спрятал в арахестском изумруде. Так что теперь я Буревестник из антипророчества. И лишь заполучив изумруд, я стану орудием порядка! — с горящими глазами закончил Никодимус.
— Да-а-а, — медленно кивнула Франческа.
— Попробуйте, наколдуйте защищенное от ошибок заклинание на нуминусе. Не обязательно функциональное.
— Даже ученику под силу написать нефункциональное заклинание, которое не сможет разоружить и лорд-канцлер.
— Вы попробуйте.
Франческа создала в бицепсе несколько фраз на нуминусе, перекрутила между собой и сцепила все слова друг с другом. Никодимус окинул взглядом получившиеся бесполезные полфута отливающего золотом текста.
— Бросьте его в меня.
— Вам не удастся его развеять, если только зубами будете грызть.
— Давайте-давайте.
Пожав плечами, Франческа выпустила золотистый клубок. Светящиеся слова поплыли сквозь темноту. Никодимус осторожно дотронулся пальцем до клубка, и тот разлетелся на тысячу осколков. Франческа закрылась рукой, уворачиваясь.
— Можете смотреть.
Она медленно опустила руку. От заклинания не осталось и следа.
— Создатель! Ну ничего себе!
Франческа ожидала увидеть в глазах Никодимуса хвастливое самодовольство, однако наткнулась на затравленный взгляд, который не раз встречала у больных и умирающих. Так смотрят люди, мучительно переживающие свой недуг.
— Какография?
Он кивнул.
— Стоит взяться за текст, и он… рассыпается, взрывается или искажается.
— А как же те заклинания, которые вы с кобольдами создаете? Субтексты и взрывные?
— Эти языки какографии неподвластны. Однако они действуют только в темноте и оставляют шрамы. — Он похлопал себя по груди.
Сперва Франческа ничего особенного там не заметила, и только присмотревшись, разглядела сотни неразличимых в полумраке крошечных рубцов.
— А как ваша какография воздействует на праязык? — спросила она, ловя себя на участливом целительском тоне.
— Искажает так же, как магические языки. — Никодимус повертел головой по сторонам. — Было бы тут какое-нибудь растение или насекомое, я бы продемонстрировал. Я бы…
Никодимус не договорил, глядя куда-то через плечо. Франческа проследила за его взглядом, но не заметила ничего, кроме темных лачуг.
— Что такое? Кто-то идет?
— Магистра, видите кошку вон на той крыше? — показал Никодимус.
Франческа посмотрела в указанном направлении — ничего, только серое пятно на графитовой кровле.
— Нет.
— Что-то здесь не… Сложно сказать. — Он обернулся к Франческе. — Вам не попадалась на глаза серая кошка?
— В городе полно бездомных кошек.
— А так чтобы все время одна и та же?
— Нет. К чему вы ведете?
Никодимус плотно сжал губы.
— Может, я и ошибаюсь.
— Насчет чего?
— Неважно. Так вот, возвращаясь к праязыку… Давайте я покажу на ком-нибудь из кобольдов. Изгарь мне разрешит. Кобольды невосприимчивы к моему воздействию, оно проходит для них бесследно. И все равно зрелище пугающее.
— То есть другим живым существам, кроме кобольдов, ваше прикосновение вредит?
— Убивает. Искажает пратекст, вызывая язвенное проклятие, — волдыри, наполненные омертвевшими клетками. У клириков есть какой-то термин, которым называют мертвую ткань в окружении живой…
— Некроз.
— Да, точно, некроз. Некротические язвы, — глядя в сторону, повторил Никодимус.
Франческу вдруг как громом поразило.
— Магистр Шеннон! У него язвенное проклятье!
В зеленых глазах Никодимуса плеснулась боль.