Чарованная щепка
Шрифт:
– Если и так, Лея Сальвадоровна, то лишь потому, что своему языку я хозяин, – проговорил он с большим для себя удовольствием.
Вообще-то Диего Бернардович Алвини, уже пять лет глава Земского приказа, не то чтобы часто советовался с наследником по секретным служебным делам, но, по крайней мере, отсекал слухи совсем уж бестолковые. Он счел допустимым предупредить Алессана, что инцидентов произошло даже несколько больше озвученного числа и что едва ли это были кражи ради кражи. Следует быть готовыми ко внезапным продолжениям и держать свое чуткое магическое ухо востро.
– Так
– Версию домовых следствие не рассматривает, – все-таки приоткрыл он завесу тайны, чуть склоняясь к ее ушку, и добавил уже серьезнее, – ваш дом не пострадал.
Лея кивнула еще раз, уже с благодарностью. Ее отец не мог стать жертвой грабителей – тут она могла жарко поспорить с кем угодно – но в глубине души все равно тлел огонек беспокойства.
– Диего Бернардовича ждут сложные дни, – сочувственно добавила она, поддерживая переход на тон искренний. – Держитесь.
Отец Алессана действительно покинул усадьбу еще ночью и заглянул затем лишь для скоротечного завтрака. Юноша подумал даже предложить помочь и ему скрыть отметки бессонной ночи под глазами, но не осмелился шутить с магистром Алвини, пребывавшим в таком напряжении.
– Благодарю, – Алессан принимал заботу сложно, и потому быстро, даже с натугой, перешел на привычный окрас речи: – Должно быть, и ваши вечера оказались непросты, моя нареченная?
– Отчего? – вырвалось у Леи прежде, чем она успела поймать себя за язык и разочаровать собеседника незаданным вопросом.
– Как же! – замурлыкал тот. – Свадьба наверняка потребовала приготовления трех-четырех бочек "отрезвенья"!
– О нет, Алессан Диегович, напротив, – возразила девица, – я обошла почти каждого с предупреждением, что "отрезвений" сварила много меньше обычного и поднимаю на сегодня плату. Учтите это и вы также, второй раз я не стану утруждать соседей, доставляя вас к дому на тетушкиной повозке, – в досаде на свой поспешный вопрос она хлестнула даже больнее, чем желала бы.
Завидно владевший собой Аллесан все-таки дернул ноздрями. Проигрыш в сцене с грозой занимал его не слишком, но представление о том, как он впоследствии бесчувственно валялся на дне старой телеги, обернулось настоящей пыткой. Ладно бы он лежал у ног Леи как раненый воин, на спине, с каплями дождя на губах, в забытьи выдыхая ее имя! Это еще можно было снести. Так ведь скорее его бросили мешком в дурацкой позе, может быть даже лицом на замызганные доски. Напоминать ему об этом – с ее стороны просто бесчестно.
Он много чего мог съязвить в ответ, но предпочел смолчать красиво и оскорбленно. Лея затаила улыбку в глубине серо-синих глаз, но и в самом деле нашла себя чуть виноватой.
В продолжении их беседы танцующие лучи совершили полный круг, и перед застольщиками снова проплывала благословенная пара. Кинри запыхался, очки приходилось поминутно протирать, но, кажется, ничто не могло заставить его отойти от раскрасневшейся молодой жены, пляшущей самозабвенно и с признаками большого мастерства.
Селена честно оплакала свою девичью волю накануне, когда подружки расплели ее косу на две и собрали кольцом на голове, но на этом дань строгим традициям почти завершилась. Прежде без нового "замужнего" убора ей не попустили бы и носа показать за родной порог, но нынче времена пошли вольнолюбивые, даже главу покрывали не всякие горожанки, не говоря уже о знати. Невеста тоже не сидела полонянкой до свершения пира, но живо смеялась и цвела, источая радость на добрых гостей. Подруги, в числе которых Арис, не могли на нее нарадоваться: аптекарь был мужчиной неприхотливым, суровой родней не обремененным, дом свой обустроил со всякой хитроумной новинкой для облегчения хозяйкиного бремени – бери да строй быт на свой лад. Отчего же не веселиться!
Вослед Селене, выделяясь кроем платья и убранством кос, двигалась леди Виола. Она приложила свойственное усердие к освоению движений и вскоре уже вполне сносно повторяла "шаг-каблук-шажок", упиваясь причастностью к этому празднику жизни.
Себастьян собрал две брови в одну и надзирал за сестрою в расстройстве.
Конечно, сознательный юный аристократ не испытывал ни малейших колебаний, получив приглашение. Очевидно составленное из вежливости, оно требовало столь же вежливого понятливого отказа. Почти деревенская свадьба не вписывалась в область мероприятий, рекомендованных к посещению лиц благородного сословия.
Виола же имела отличное и весьма твердое мнение. Говорунья припомнила все – от важности новых знакомств и необходимости уважить их первого крупного заказчика, до собственной скуки в тоскливых рабочих буднях (попробовал бы кто другой так именовать ее пылкие трудовые подвиги – мог бы запросто остаться без обеда). Словом, юноша убедился в одном – Виола побежит веселиться и без его сопровождения, а козырь откровенного братского запрета лучше приберечь до по-настоящему вопиющих случаев.
Посовещавшись уже предметно, юные Карнелисы решили не смущать горожан чрезмерно парадным обликом. Возможность пойти в буднем камзоле примирила Себастьяна с надобностью приглядеть за сестрой на подозрительном приеме. Виола же кропотливо выжгла лучиной инициалы "К" и "С" на двух греющих подставках и с этим даром почти по-свойски впорхнула в задорную свадебную толпу.
По чину Себастьян был, конечно, устроен тетушкой Агатой за столом почетным. Для украшения сего особенного места снарядили самую белую скатерть от лучшей узорницы и самые румяные пирожки. Однако, стол оставался и самым пустым. Алонсо Давыдович – не знатный, но уважаемый – поздравил старого друга, поддержал скупую беседу, отведал фаршированного гуся и удалился, влекомый заботами. С магичкой, рано покинувшей место, Себастьян и вовсе разминулся.
Так что за столом он остался совершенно один и теперь, поминутно косясь на пляску, задумчиво умащивал сметаной горячие вишневые вареники. В простоте нравов горожане мало беспокоились об этикете – коварное угощение поставило его перед необходимостью выплюнуть косточку, что в его картине мира считалось недопустимым делать на людях. Юноша замер в сомнении. Надо же было случиться, что именно в сей темный час напротив него соткалась пышная фигура приглашенной Карлоты Эдмондовны.