Чаровница для мужа

Арсеньева Елена

– Слушай, — настороженно проговорил Герка. — А ты того мужика знаешь? — Какого? — зевнул Федор.

– Да вот который сейчас в бар прошел.

– Нет, а зачем мне его знать? Мало ли кому попить охота!

– Я его уже видел, — сказал Герка. — Точно, видел.

– Да ты небось на своей работе столько народу перевидел, что совсем запутался!

– Нет, — медленно проговорил Гера. — Я его не на работе видел. Он… он на площади был.

– На какой? — озадаченно нахмурился Федор.

– На Комсомольской. Там эта писательница сидела, плакала на лавочке, а он вокруг нее кругами ходил. Я думал, может, познакомиться хочет. Она ж такая… загадочная… Мимо не пройдешь! И еще один там ошивался, в серой куртешке. Ну, а когда я к ней подошел, они исчезли, и вот теперь, смотрю, этот снова появился…

– Так ты что? — многозначительно прижмурил глаз Федор. — Потому к ней подошел, что приревновал? А? Чтоб другим претендентам, значит, дорогу перейти? А как же твоя брюнеточ…

Он не договорил. Раздался крик — из недр клуба вопль вырвался наружу, на улицу, смерчем закрутил веселого Федора и встревоженного Герку — и втащил их в двери «Iron Butts». Не чуя под собой ног, они пролетели по узким переходам и вбежали в бар.

Здесь Федора сразу шатнуло к стене, потому что он увидел Лизу, рухнувшую лицом на стойку. Ее длинные волосы безжизненно свесились до полу, и по ним стекали красные струйки. Руки ее висели так же безжизненно, как волосы, и Федор вмиг понял, что счастье его кончилось, потому что вопль, на который он примчался, был последним звуком, что издала Лиза, и ничего он больше от нее не услышит, ни крика, ни шепота…

Ни-че-го.

И он зажмурился, потому что не мог на нее смотреть.

А Герка не зажмурился. Поэтому он увидел не только Лизу (мертвую) и загадочную писательницу Дмитриеву (пожалуй, живую, потому что она на барной стойке не лежала, а стояла на своих ногах, волосы не свешивала, они, как обычно, кудряшками вокруг лица дрожали, глаза ее были открыты и даже ресницы хлопали, придавая ей ошарашенный вид), но увидел Герка так же и какого-то длинного (то есть правильней было бы назвать его высоким, но это если бы он стоял во весь рост, а когда он во весь рост лежал , то, конечно, его следует длинным называть) человека, который растянулся плашмя на полу, держа ноги раздвинутыми, а руки — сложенными на затылке. Рядом валялся пистолет с таким длинным стволом, что даже человек, никогда не смотревший детективных сериалов, запросто определил бы, что он с глушителем. Над лежащим стоял еще один человек — не слишком высокий, скорее, среднего роста и внешности неприметной, просто даже невзрачной. Он держал пистолет со стволом без глушителя, но держал так решительно, что понятно было: если лежавший только пикнет, он будет труп. Из кармана серой курточки (Герка вдруг с изумлением узнал и эту курточку, и ее носителя… он видел его на Комсомольской площади недалеко от плачущей писательницы Дмитриевой!) человек неловко достал мобильный, ткнул не глядя в какую-то кнопку и через минуту выпалил… слава богу, не из пистолета своего, а просто быстро сказал:

– Товарищ полковник, Терехов взят при совершении убийства.

Помолчал и выпалил еще быстрей:

– Нет, нет, скажите Панкратову, пусть не паникует, писательница жива, убита другая женщина, так что повезло…

Тут он бросил взгляд на помертвевшего, неподвижного Федора, вздохнул и закончил не совсем ловко:

– …кому-то. А кому-то — нет…

Герка всмотрелся в длинного. Да, это был тот самый, которого он видел на площади. Он тоже ходил вокруг беззащитной писательницы кругами, и журналист перешел ему дорогу, когда круги эти стали сужаться.

Он вдруг понял, что этот красивый седоватый мужчина хотел убить Алену еще на площади.

Герка тоже хотел ее — нет, не убить, а… ну, просто ее хотел, — вот и перешел ему дорогу.

А говорят, подобные желания низменны и безнравственны. Но ведь его желание спасло ей жизнь. Значит, зря говорят?

Но что теперь с ними делать, с этими желаниями?.. Что?!

Вот спасение жизни… Оно ведь должно быть вознаграждено! Или не обязательно?

– Никита Дмитриевич, — пробормотала в это мгновение Алена Дмитриева. — А как же танго?!

Терехов чуть мазнул лицом по полу, к которому был плотно прижат, и промолчал. А что ему было отвечать?

Танго… ах, танго…

Теперь индивидуалки у писательницы Дмитриевой будут брать другие. Кто?..

Да уж свято место пусто не останется, поверьте!

* * *

– Теть Лен, слушайте, вам ну просто крупно повезло, — сказала Алина. — Это же надо — так быстро продать квартиру!

Алена с благодарностью посмотрела на Машечкину дочь и кивнула. Ей тоже, как и Алине, все время хотелось перевести разговор на другую, более приземленную и менее страшную тему, однако никак не получалось. И хотя в аэропорту, когда до окончания посадки, а значит, начала разлуки — неизвестно какой долгой, может, навсегда! — остается всего полчаса, можно поговорить и о чем-нибудь более приятном, разговор снова и снова сбивался на события недельной давности. И они говорят, говорят, заглушая музыку, которая ненавязчиво мурлычет из репродуктора, не слушая ее.

Конечно, если бы звучало танго, Алена слушала бы. Но это так, попса какая-то!

Раньше обо всех ее приключениях в Ха поговорить практически не удавалось, потому что Алена была занята оформлением продажи теткиной квартиры, получением денег, отправкой контейнера, ну а прежде всего — дачей показаний по делу Сяо Сунь Банань и ее сообщников — Беллы Беловой и Никиты Терехова.

Вообще Панкратов сказал, что по этому делу многие будут «прихлестнуты». Работники ресторана «Сяо», работники налоговой инспекции, получавшие от Терехова могучие взятки за то, что он показывал доходы с трех золотых приисков Сунь Банань, которыми тайно управлял… припомнят и стародавнее убийство Тереховым своей жены и компаньонки, с которой он не хотел делиться барышами. То убийство помогла ему скрыть Сунь Банань, за что он попал к ней в вечное, как он сам говорил, рабство…

Ли Бо в сообщниках Белой Змеи Сяо Сунь Банань числиться не будет. Он умер в подъезде «Магнолии» на руках у Панкратова, но успел рассказать, что его ударила ножом «Беля» за то, что он отпустил «писясясю», которая успела слишком многое узнать, а еще о большем догадаться. Из-за чего жизнь ее представлялась Сунь Банань несовместимой с ее собственными интересами. А Ли Бо отпустил Алену. И Собакевича не отдал в ресторан. Но, может быть, не зря Ли Бо был тезкой человека, который написал про Млечный Путь, свергающийся с небес? Может, и правда: как корабль назовете, так он и поплывет?..

Да, Беля промахнулась… почему же у нее рука дрогнула?! С другой стороны, она-то убивать не привыкла, она умела только притворяться другим человеком, а все убийства совершала Сунь Банань. И вот однажды передоверила это Беле и Ли Бо — и…

И осечка вышла!

Панкратов Алену даже не поблагодарил. И вообще — уверял, что и без писательницы Дмитриевой дело было практически раскрыто. Например, про секретный счет Вторушина следствие получило практически официальную информацию. Панкратов — он тоже явился в аэропортовский ресторанчик проводить писательницу — не уставал об этом говорить.

– А номер счета? — спросила невинным тоном Алена Дмитриева. — Номер счета откуда вы взяли? Тоже практически официальную информацию?

– Практически неофициальную, вернее, — хохотнула Александрина и под столом украдкой погладила Герку по колену. Кто и сколько ей ни рассказывал, что обезвредил Терехова вовремя появившийся в клубе сотрудник милиции, который следил за ним сначала на кладбище (то-то Алена не раз примечала серого мужичка, что бутылки собирал на могилках!), а потом на Комсомольской площади, когда тот выбирал удобный момент исполнить приказ Сунь Банань и расправиться с опасной, хоть и очень завлекательной тангерой, Александрина была непоколебимо убеждена, что спас Леночку храбрый Герка. И его сегодняшнее упорное молчание и опущенные глаза она относила на счет его скромности, и гордилась им до невозможности, и желала непрестанно изливать на него свою любовь. — Помню, как мы попы морозили на кладбище, в партизан играли, за памятниками прятались!