Чарующая Целиковская
Шрифт:
Я же не пошел ни по стопам отца, ни по стопам матери. Будучи всегда силен в математике и физике, я поступил в Московское высшее техническое училище им. Н. Э Баумана, которое окончил в 1972 году. Работал на кафедре, преподавал, защитил диссертацию. Однако жизнь распорядилась так, что, несмотря на диплом инженера-электромеханика, я уже много лет работаю в строительном бизнесе, создал свою компанию и строю дома и коттеджи. Вот как гены отца перетянули в конце концов.
Екатерина Лукинична Отдельнова
моя бабушка
Бабушка окончила церковно-приходское училище (4 класса) в Астрахани. Ее мать в детстве застала крепостное право и помнила момент, когда помещик объявлял об освобождении его крепостных. Все плакали и просили помещика не оставлять их. Трудности протекания этого процесса в России теперь общеизвестны. Бабушка мамы, Анна Павловна, все это застала и пережила. Жили бедно. Кормились рыбой, которой в те времена было в Волге - хоть ложку ставь. Потом старший брат бабушки Александр вырос, стал егерем и приносил всякую живность. Я его помню - он приезжал к нам в Москву и обязательно привозил вкуснейших уток, икру и рыбу. Приглашал побывать в
Бабушка была моим основным воспитателем в детстве. Учила со мной уроки, наставляла меня, защищала от мамы, когда та хотела меня наказать за прегрешения. Мама, надо сказать, достаточно сурово меня воспитывала и никогда не прощала проступки. Она считала, что человек должен полностью нести ответ за свои деяния и
приучала меня к этому с детства. Ну а бабушка давала слабину для любимого внучка, за что не раз ссорилась с мамой. Хотя бывали случаи, когда бабушка меня наказывала и один раз даже выпорола проводами, уж не помню сейчас за что, но, наверное, за дело. Бабушка, несмотря на начальное образование, обладала природной абсолютной грамотностью, имела красивый почерк и любила писать письма мне и маме, когда мы отсутствовали. Письма всегда были с юмором и очень обстоятельные. Начитанность бабушки поражала даже таких эрудированных людей, как Б. Пастернак, Н. Эрдман, Б. Можаев, которые к нам приходили. Бабушка вообще мне вспоминается в основном в двух основных ипостасях: на кровати в очках, читающей книгу (особенно любила Л. Толстого и Ч. Диккенса) и ведущей умные воспитательные речи, или на кухне, готовящей чего-нибудь вкусненькое. Я часто ей помогал, особенно при приготовлении пирогов, на которые бабушка была мастерица. Но я не стал большим любителем готовить, зато мой сын, который застал бабушкину готовку, обожает кулинарию, знает в этом толк, читает соответствующую литературу и вообще говорит, что готовка - самый лучший способ для него снять плохое настроение. Это его любимое хобби. Вот как талант передался через поколение.
Все творческие встречи, переговоры, праздники, политические заседания у нас дома проходили под знаменем бабушкиного стола. Она его заранее готовила, любила, чтобы было не только вкусно, но и чтобы красиво накрыт стол. А потом, когда гости собирались, тихонько приходила, и, чтобы не беспокоить именитых гостей, осторожно подглядывала, как едят, насколько хвалят готовку, что понравилось больше.
Бабушка была человеком остроумным. От ее языка часто страдали и мы, ее близкие. От ее взгляда не укрывалось ничто. Как-то однажды, когда моя жена Лида что-то не так постирала и хотела срыть это от зоркого взгляда, бабушка, конечно, все заметила и сделала ставшее уже для крылатым заявление: "Все вижу, все слышу!" Это было сказано с большой долей юмора, но, как говорится, в каждой шутке есть доля истины. Когда в 1983 году ей дома стало плохо, мы подумали, что это инфаркт. Стали выносить на одеялах с шестого этажа, чтобы отправить на машине "скорой помощи" в больницу. Она и тут по дороге шутила, как тяжело "старую корову нести" и просила маму не забыть, что она поставила тесто для пирогов. К сожалению, тромб попал ей в сердце. Она умерла на следующий день в больнице. Счастливая смерть, без сильных мучений, без тяжелых испытаний для близких. Говорят, Бог отмечает праведных людей и легко забирает их к себе, когда время приходит. Бабушка прожила 83 года и примерно половину своей сознательной жизни жила заботами сначала о дочке Люсе, а потом и обо мне. Я помню бабушку, как моего сурового наставника и подругу в моих детских играх.
Юрий Петрович Любимов - мой отчим
Мне довольно трудно писать об этом человеке. Чувства мои противоречивы. Нельзя выбросить бесследно из жизни 20 лет, которые мы прожили совместно. С одной стороны, это человек высочайших гражданских позиций. В годы застоя он со всем сердцем и мастерством боролся за правду в искусстве и за судьбу замечательных спектаклей, которые практически все закрывали. Это человек талантливый, с юмором, с определенным, как сейчас говорят, шармом. С другой стороны, по жизни это был достаточно эгоистичный человек, который не терпел чужих мнений, любил по-настоящему только себя, не проявлял нормального человеческого тепла не только ко мне, но и даже к Никите - своему сыну от первого брака, который к нам заходил. Известно, что Ю. Любимов разошелся с мамой, уйдя в 1977 году к молодой женщине. Вообще это банальная история, которая стара как мир, хотя когда это затрагивает тебя лично и твою мать, которую ты боготворишь, становится очень обидно. Наши отношения с ним не очень складывались, бывали довольно серьезные споры и даже ссоры.
Видимо, мы просто-напросто разные люди. Как сейчас говорят, биологически несовместимые. Маме было труднее всего "между молотом и наковальней", и она старалась судить по справедливости, хотя окончательного примирения у нас так до конца и не произошло.
На похороны мамы он не приехал, может быть, его не было в стране. Но и телеграммы от него тоже не было, о чем до сих пор с горечью вспоминают друзья нашей семьи.
Мои первые воспоминания о Ю. П. Любимове относятся к началу 60-х годов, когда мы после смерти папы и моей тяжелой болезни (коклюш) практически каждый год ездили летом
Сама дорога в Крым через Орел, Курск, Белгород, Харьков, Симферополь была очень интересной: разные большие и маленькие города, придорожные кафешки, ночевка в кемпинге под Харьковом. Надо сказать, что я с детства, как только ноги стали доставать до педалей, научился водить автомобиль. Помню, в 12 лет я первый раз "угнал" у мамы машину, поездил по лесу и приехал благополучно обратно. Мне сильно попало, но с тех было признано мое право на вождение. И самым большим удовольствием было, когда мне доверяли вести нашу "Волгу", пока мама и Юрий Петрович перекусывали. Мы ехали практически без остановок и очень быстро добирались до Черного моря. Попозже мы продолжали ездить в Крым, но уже в санаторий "Форос", куда маме удалось протоптать дорожку. В "Форосе" я познакомился в 1969 году, будучи студентом МВТУ им. Н. Э. Баумана, со своей будущей женой Лидой, с моими с тех пор близкими друзьями - семьями Локшиных и Азатянов. Там бурно шла игра в теннис, сопровождаемая шуточками и прибауточками, на которые всегда были мастера мама и Юрий Петрович. По вечерам мы ходили в кино и на танцы, играли с друзьями в пинг-понг на пляже, в карты - и проигравшего бросали с пирса в воду. Мама любила, стоя на берегу моря, на закате солнца читать своего обожаемого А. С. Пушкина:
Погасло дневное светило,
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан...
Следующее важное воспоминание - это Театр на Таганке. Для меня первое упоминание о театре связано опять же с "Форосом". Там отдыхал кто-то из руководства министерства культуры, и я помню первые разговоры с Ю. Любимовым - почему бы ему не возглавить загнивающий тогда старый театр, расположенный на Таганской площади. Известно, что Ю. Любимов, будучи тогда преподавателем Щукинского училища, талантливо поставил "Доброго человека из Сезуана", и ему предложили перенести этот спектакль вместе со студентами в театр, который с тех пор стал называться Театром на Таганке.
Хорошо известна роль мамы в развитии Театра на Таганке. И она заключалась не только в сценариях, многие из которых написаны ей в соавторстве с Ю. Любимовым. Она со всем жаром сердца отстаивала интересы Ю. Любимова и его спектакли, которые подвергались массированной критике не только со стороны чиновников от искусства, но и ее коллег по искусству. Видимо, это внесло свой "вклад" в малое количество интересных ролей в театре и кино. Мама всю жизнь работала только в одном театре - Театре им Е. Вахтангова - и до конца своих дней ходила туда как на праздник. Случилось даже так, что она на протяжении года-двух была, как раньше говорили, "невыездной" и не могла ездить на гастроли за рубеж. Однако она была уверена в правоте театральной деятельности Ю. Любимова, и ничто не могло заставить ее поменять свои убеждения.
"Неисправимая оптимистка" не делала из этого драмы. Для этого она была слишком умна, иронична и занята делами своей большой, любимой семьи.
Великого Эйзенштейна и ее любимого Кин Киныча (К. Юдина) уже не было в живых. А новые режиссеры снимали своих протеже и новых восходящих звезд.
Первые постановки в театре - "Десять дней, которые потрясли мир", "Антимиры", "Галилей", а потом "Пугачев", "Павшие и живые", "Живой", "Товарищ, верь!..", "Под кожей Статуи Свободы", "Гамлет" - потрясли меня, как и всю Москву. Самым лучшим подарком моим друзьям на день рождения были билеты на спектакли в Театр на Таганке. С этими постановками связаны многочисленные встречи у нас дома с талантливыми авторами, такими как А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Г. Бакланов, Б. Васильев, Б. Можаев, Ю. Трифонов, Ф. Абрамов, которые читали стихи, делились планами и обсуждали творческие вопросы, связанные с постановкой их спектаклей на сцене театра. Конечно же, были бурные обсуждения после каждого спектакля, которые практически все не пускали в свет многочисленные комиссии министерства культуры, горкома партии и отдела культуры ЦК КПСС. Один год была целая эпопея постановки оперы по музыке известного итальянского композитора-авангардиста Луиджи Нона. К нам приходил не только он с прелестной семьей, но и все политбюро итальянской компартии, как сейчас говорят,- спонсоры спектакля. Все живые, симпатичные люди. Они резко отличались от советской номенклатуры. Они были не засохшими проповедниками идей, а людьми со своими заботами и слабостями. Корень, наверное, следует искать в том, что они были не у власти, а в оппозиции. Ведь власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно - любимое высказывание Юрия Петровича. Помню друзей мамы и Ю. Любимова: Г. Шахназарова, А. Бовина, П. Капицу, Г. Флерова и других замечательных людей, участвовавших в обсуждениях спектаклей и в подготовке очередных писем в инстанции; и телефонные разговоры с помощниками В. В. Гришина (в те годы первого секретаря Московского горкома партии) и Л. И. Брежнева. Помню приходы к нам В. Высоцкого и его потрясающие песни, которые мы с друзьями записывали на магнитофонную пленку, тиражировали и разучивали. Приходили к нам А. Сахаров и А. Солженицын, но беседы проходили, как правило, за закрытыми дверями гостиной.