Чарующие сны
Шрифт:
– Вы не помните, когда она была в последний раз?
– А накануне 8 марта. Она еще поздравляла меня. МЫ чаю с печеньем попили. А что случилось? Что-нибудь с Леночкой?
– Нет, нет, ничего. Что вам прописали? Я имею в виду, какое лекарство?
– Помилуйте, к чему эти вопросы?!
Вероятно, Серафима Григорьевна имела дворянское происхождение, поэтому некоторые фразы и жесты явно отдавали дореволюционным колоритом.
– Я потом вам все объясню.
– Ну, извольте. Сомбревин.
– Пустые ампулы Лена с собой забирала?
– Да. Не то что теперешняя медсестра – все на столе оставляет.
– Вы
– Разумеется.
– Припомните, может, Лена хоть раз да оставила ампулы?
Серафима Григорьевна посмотрела на Кивинова как на сумасшедшего. Кивинов выдержал ее взгляд, так как сумасшедшим себя не считал. Хотя, конечно, со стороны его во-просы действительно выглядели слегка абсурдно.
– Вспомните. Вот в последний раз, например, когда Лена у вас чаек пила…
Старушка пожала плечами и оттопырила нижнюю губу, но потом взгляд ее вдруг прояснился, и она оживленно закивала головой, давая понять, что, несмотря на старость, склерозом еще не страдает.
– А ведь точно. Она на кухне их оставила, забыла. Я сама выкинула.
– Куда?
– Что значит куда, сударь мой? В помойку. В мусорное ведро.
– А вы уже вынесли его?
– Я, право, не помню. Возможно еще нет. Мусора у меня немного собирается
– одни бумажки.
– Вы одна живете?
– Да, одна.
– Где ваше ведро?
– Помилуйте, зачем оно вам?
– Надо.
– Вон там, под раковиной, за. дверцей. Кивинов поднялся со стула, открыл дверцу и извлек большое крашеное железное ведро.
– У вас газета есть?
– Нет, я не выписываю;
– Понял. Тогда извините.
Кивинов перевернул ведро. Содержимое его рассыпалось по полу.
– Молодой человек, что вы творите?
– Я уберу, – коротко ответил Кивинов, приседая на корточки и погружаясь в осмотр мусора.
Серафима Григорьевна охала и суетилась вокруг опера. Тот, не обращая на нее никакого внимания, продолжал заниматься оперативно-розыскной деятельностью.
Несколько ампул было уже разбито. Кивинов достал из кармана ключи, осторожно отодвинул осколки в сторону и начал выбирать целые.
Покончив эту несомненно приятную процедуру, он перенес ампулы на стол и стал высматривать название каждой. Прочитав стоявшее на половинке третей ампулы наименование лекарства, он торжествующе усмехнулся и посмотрел на Серафиму Григорьевну.
Каким бы далеким от медицины человеком он ни был, но название этого лекарства он знал хорошо, потому как нередко сам прибегал к его помощи. Когда не мог уснуть ввиду предстоящей проверки.
В ампуле когда-то был обычный димедрол.
ГЛАВА 8
Тишину прорвал истеричный гогот Волкова, слышный в радиусе метров ста от отделения. Кивинов вздрогнул от неожиданности и оторвался от своих бумаг. Ну, жеребец! То ругается, то смеется и все время во всю глотку! Сгорая от любопытства, Кивинов бросил ручку на стол и заглянул в соседний кабинет, принадлежащий Волкову. Там уже стоял Дукалис и с интересом взирал на заходящегося товарища. Волков, сидя на диване и раздувая розовые щеки, продолжал гоготать, размахивая листком бумаги.
– Слава, ну сколько можно? Что ты ржешь всю дорогу? А вдруг у меня люди?
– всунувшись в дверь, сказал Кивинов.
– Да
Еще пару раз хихикнув, Волков выпрямился на диване и показал на бумажку.
– Во, гляди. Получаю две телефонограммы из травм-пункта. В одной сказано о том, что некто Каштанов обратился с травмой глаза и, ха-ха, половых органов. В другой – гражданка Каштанова тоже обратилась в травму. Диагноз – перелом двух ребер, сотрясение мозга, множественные гематомы лица. И тот, и другая якобы получили травмы от неизвестных при, естественно, неизвестных обстоятельствах. Георгич почему-то мне опять отписал, хотя оба явно не малолетки. Ну, черт с ним. Вот я сегодня их и вызвал по очереди. Ха-ха. – Волков опять зашелся в хохоте. – И знаете, что оказалось?
– Увы, не знаем, – хором ответили Кивинов и Дукалис.
– Короче говоря, вчера эта самая Каштанова позвонила своему муженьку на работку и сообщила, что домой не придет, потому как приглашена на день рождения к давней подруге. А так как подруга изволит жить очень далеко, то домой она, возможно, не успеет и поэтому переночует у этой самой подружки.
Каштанов-муж – сильно возражать не стал, потому что по натуре кобелек, и решил тут же воспользоваться предо-ставившейся возможностью в своих интимных целях. Примчавшись домой, он нашел какую-то газету с рекламой бюро интимных услуг и решил заняться свободной любовью. Позвонил по первому попавшемуся телефону и заказал не просто девочку, а чтобы со всеми удобствами сауна, массаж и прочее. Через час приехали за ним ребятишки, посадили в тачку и отвезли в какой-то притон, где никаких саун не оказалось и в помине. Предложили вместо сауны пожелтевшую ванну. Потом содрали задаток и сказали ждать объект любви. Ждет он, ждет, мечтает, значит, о предстоящей случке, а тут дверь отворяется и вводят коты-сутенеры его собственную женушку, которая, по его глубокому убеждению, сейчас должна находиться у подружки, тогда как на самом-то деле она втихаря проституточкой подрабатывала.
Что тут началось! Я, честно говоря, там не был, но представить могу. В общем, она ему чуть член не оторвала, а он ей фонарей понавешал и ребра переломал. Ну, а потом оба в травму пошли и наврали, что их неизвестные отлупили. Самое интересное, что задаток им не вернули.
– Ну, и что тут смешного? – переглянулись Дукалис с Кивиновым. – У людей, можно сказать, семейная драма, а тебе только бы посмеяться. Ты себя на месте этого мужика представь. Птица-хохотун.
– Ты карликов нашел своих? – спросил Кивинов.
– Нет еще…
– Вот и ищи их, а не гогочи на весь коридор.
Кивинов вышел из кабинета, пару раз хохотнул и вернулся к себе. Сев на стул, он пощелкал ручкой и задумался. Вчерашний визит к старушкам давал пищу для размышлений. В третьей квартире, которую он посетил, кроме больной, проживали ее дети и внуки. Леночка и там произвела на жильцов хорошее впечатление. Но в отличие от предыдущей квартиры, здесь никаких пустых ампул Кивинов не обнаружил по причине того, что их уже выкинули. Но зато узнал одну небольшую тонкость. Использованные ампулы она не уносила с собой, как в предыдущей квартире, а оставляла на столе. Конечно, это еще ни о чем не говорит, но все равно непонятно.