Чары кинжала (Дэверри - 1)
Шрифт:
Большой полукруглый зал таверны был почти пуст. Две гончих спали возле камина. И двое бесцветных молодых людей сидели за столом прямо около двери и о чем-то разговаривали между собой. Оба они посмотрели на блестящую рукоятку серебряного клинка, висевшего у Каллина на ремне, и равнодушно отвернулись от него. Каллин сел за стол спиной к стене и с благодарностью принял у Брада кружку темного пива. Когда Джилл спустилась вниз, он допивал уже третью кружку. Она пристально посмотрела на Каллина.
– И сколько ты уже выпил?
– Не твоего ума дело. Допей, пока я подниму наверх чистой
Не дожидаясь ее упреков, он поднялся и ушел. На самом деле его любви к выпивке было одно оправдание: он чувствовал, что стареет. Старые раны ныли после долгой езды и ночевок на обочине дороги. Ему было тридцать пять средний возраст, по меркам Дэверри, и то, что он еще до сих пор жив, было настоящим чудом. Он никогда не встречал серебряного кинжала, который протянул бы так долго. "И сколько еще тебе отпущено Судьбой?
– спрашивал он сам себя.
– Ты должен успеть найти для Джилл хорошего человека, который смог бы защитить ее в этой жизни." Но как правило, он быстро прогонял подобные мысли, откладывая их на потом.
Поужинали Каллин и Джилл в тишине, наслаждаясь обществом друг друга. Им не нужны были слова. Время от времени Джилл смотрела на огонь в камине и улыбалась; ее глаза загорались, как будто она там что-то видела. С годами Каллин привык к этим странностям в ее поведении, так же как привык он к тому, что она воспринимала как нечто живое облака, или бегущие ручьи. Хотя ему не хотелось признавать это, но он был уверен, что Джилл обладала, как говорили в народе, вторым зрением. Этим вечером он еще раз убедился в этом.
– Знаешь, отец, - сказала Джилл, - когда Дрегис будет уезжать, нам лучше отправиться с ним.
– Правда? Какая жалость, что он не просил нас об этом.
– Ну так еще попросит.
Каллин уже хотел сострить по этому поводу, как вдруг заметил, что Дрегис вошел в таверну. Он задержался у двери, как будто не решаясь ступить в трактирную грязь. Ему было около тридцати, но в волосах виднелась седина. Дрегис внешне выглядел бойцом - натренированный и подтянутый; он вел тяжелую кочевую жизнь. Когда Каллин окликнул его, он улыбнулся облегченно и поспешил ему навстречу.
– Как я рад, что наконец разыскал тебя, - сказал Дрегис.
– Вот что я подумал, серебряный кинжал. Примерно через неделю я выезжаю на запад. Я оплачу твое жилье, если ты согласишься сопровождать караван и задержишься в городе на это время.
Джилл самодовольно улыбнулась.
– Похоже, ты предвидишь неприятности?
– сказал Каллин.
– Ну, зачем же? Просто лучше быть готовым к любым передрягам, когда едешь торговать с Западным народом.
– С кем?
Дрегис как-то странно улыбнулся ему, как будто знал важную тайну.
– Это племя, живущее далеко на западе, - пояснил Дрегис.
– Они отличаются от обычных людей. Но, прах и пепел, они выращивают лучших лошадей в Элдисе, и они с удовольствием меняют их на изделия из железа. С самим Западным народом у меня никогда не было хлопот, но иногда погонщики мулов начинают вести себя как-то странно в этой глуши. Я хочу, чтобы ты поехал туда с нами.
– Хорошо, я поеду, - обещал Каллин.
– Служба есть служба.
– Ну и чудесно! После того как мы проведем наш обмен, мы вернемся назад через Каннобайн - маленький пограничный городок на побережье. Там ты тоже сможешь найти неплохое применение своему мечу. Я слышал кое-что о тамошних волнениях.
– Договорились. Пошлешь за мной одного из своих парней за день до отъезда.
После того как Дрегис ушел, Джилл старалась не смотреть в глаза отцу.
– Как ты узнала, что он должен прийти?
– недоумевал Каллин.
– Да так... Как-то само собой получается.
Каллин оставил эту тему. Порой ему казалось, что он совсем не знает свою дочь.
Как это часто случалось, густой и холодный летний туман окутал Дан Каннобайн. В береговом маяке бронзовый колокол звенел на гулких низких нотах. В башне слуги суетились, поджигая торф в каминах. Госпожа Ловиан спустилась в большой зал. Она была вдовствующей правительницей Аберуина и по совокупности законов - верховным лордом всего пространства вокруг Каннобайна. На леди Ловиан была накидка в серую, красную и белую клетку символ ее клана. У камина для слуг расположился поближе к огню ее отряд около пятидесяти бойцов.
У камина для знати перед Ловиан на коленях стоял проситель, пожаловавший за помощью. Местный мыловар, Исгерин, - худой мужчина с седыми, смазанными жиром волосами, - для этого важного визита принарядился в свою лучшую рубашку и полосатые штаны.
– Говорите, сударь!
– сказала Ловиан.
– Я всегда готова рассмотреть любое дело, даже самое незначительное. Какая у вас жалоба?
– Хм, ваша милость, дело касается моей дочери, - произнес смущенно Исгерин и покраснел.
– Она в тягости, не так ли?
– Да. И не замужем, как, я думаю, ваша милость уже догадались. И мне очень неприятно, что я беспокою вашу милость по такому поводу.
В другом конце зала воины отряда притихли и внимательно прислушивались.
– Продолжайте, - тихо проговорила Ловиан.
– Имя отца известно?
– Да, ваша милость, - Исгерин остановился, чтобы вдохнуть воздуха. Негодница клянется, что это ваш сын.
Отряд вздохнул с облегчением, а Ловиан - со скукой.
– Она правда в этом клянется, - жалобно произнес Исгерин.
– Я боюсь, что вы не поверите...
– О, я вам верю, сударь.
– Ловиан оглянулась по сторонам и увидела пажа, который спрятался под винтовой лестницей и тихонько смеялся. Карадок, беги разыщи лорда Родри и приведи его ко мне.
Долгие пять минут, пока они ждали, бойцы отряда шептались между собой и похохатывали, Исгерин внимательно изучал тростниковые циновки на полу, а Ловиан старалась держаться величаво, чтобы не выглядеть рассерженной. Сейчас, когда над правлением Ловиан нависла угроза со стороны некоторых знатных подданных, для нее было невыгодно, чтобы повстанцы снискали симпатию горожан. Наконец появился Родри, весело посвистывая. Родри только месяц назад исполнилось двадцать. Он был рослым - около шести футов - и таким красивым, что Ловиан почувствовала не презрение, а лишь сочувствие к дочке мыловара. Когда Родри увидел Исгерина, его хорошее настроение мгновенно улетучилось, а вместе с ним - и последние сомнения Ловиан.