Чары кинжала (Дэверри - 1)

Керр Катарина

–  Нет. Я не сомневаюсь в том, что это очевидная истина.

Лисса вздохнула и выглянула в окно. Не переставая, шел тихий дождь.

–  Травы?
– спросила она наконец.
– Вы только этому будете учить его?

–  Не только. У нас большие планы. Скажите, что вы думаете о двеомере? Сказка, которая годится только для баллад Гверана? Или нечто более значительное?

–  Нечто более значительное.
– Лисса улыбнулась, сознательно повторив его слова.
– Так я думаю. Если двеомер существует, то мне нельзя вставать между сыном и его Судьбой.

–

 Даже если вы попытаетесь, это будет суровым испытанием... для вас всех.

Кивнув, Лисса продолжала смотреть на дождь.

–  Вы подождете до весны?
– спросила она, в ее голосе послышалась дрожь.
– Он ведь еще совсем малыш.

–  Конечно, я подожду. Следующим летом мы не уедем далеко. Вы увидитесь с ним осенью.

Слезы текли по ее щекам. Невину хотелось опуститься перед ней на колени, назвать ее Бранвен и умолять о том, чтобы она простила его. Он решил, что мог бы остаться в Блайсбире, никогда не забирать от нее сына и никогда не покидать ее. Но пророческое предостережение пронзило его, словно молния. У нее ведь своя судьба, и он ничего нее мог с этим поделать.

"Что будет, если ты останешься?
– сказал он сам себе.
– Ты возненавидишь Гверана за то, что она снова принадлежит не тебе".

–  Наверное, мне лучше уйти?
– спросил он.

–  Да, пожалуйста. Благодарю вас.

Невин спускался вниз по лестнице и задержался у двери, чтобы заглянуть в большой зал.

Недалеко от камина для слуг Адерин развлекался с одним из пажей. Гверан пел балладу времен Рассвета, в которой рассказывалась история о госпоже Мэйве и лорде Беноике, об их любви, попирающей супружескую верность.

Невин вновь ощутил пророческое предостережение и разыскал глазами Таника. Тот сидел среди бойцов и наблюдал за бардом с наглой непроницаемой ухмылкой. Время от времени Гверан бросал на него взгляды, улыбаясь сам себе.

"Боги, - думал Невин.
– Слишком поздно. Гверан все знает". Декламируя куплет за куплетом, Гверан подошел к кульминационному моменту: Беноик лежит мертвый у ног оскорбленного мужа. В этот миг Таник встал и решительным шагом покинул зал.

Вздохнув, Гверан отложил арфу и вытер вспотевшее лицо рукавом. Он слез со стола, взял кружку эля у поджидавшего пажа и направился к Невину.

–  Мне надо немного отдохнуть, - сказал Гверан, - здесь очень дымно, а это действует на голос.

–  Вы прекрасно поете, хотя я, признаться, несколько удивлен вашим выбором баллад.

Гверан удивленно поднял одну бровь.

–  Весть о печальном конце лорда Беноика достигла кое-чьих ушей, и, несомненно, задела за живое нечестивца, - проговорил Невин.

–  Чего бы мне хотелось - это вовсе эти уши ему отрезать... если вы говорите о человеке, которого и я имею в виду.

–  Надо очень хорошо владеть мечом, чтобы сразить летящего ястреба, мой друг.

–  Так же думают и все остальные?
– Голос Гверана стал холодным и бесстрастным.
– Вы полагаете, я буду пресмыкаться в страхе перед этим мерзавцем, потому что он умеет махать мечом, а я не обучен? Я уверяю вас, что скорее умру, чем прослыву трусом.

–  Я только молюсь о том, чтобы ваши слова остались словами.

Гверан пожал плечами и глотнул эля.

–  Послушайте, - сказал Невин, - если вы намекнете лорду Мароику о том, что Таник увивается за вашей женой, лорд выгонит его. Мароик защитит доброе имя барда, и это будет справедливо.

–  Верно, но это лишь опорочит имя Лиссы. Я заранее предвижу все сплетни и грязные взгляды. Что же я за мужчина, если не могу защитить честь своей жены?

–  Мертвец никого не сможет защитить.

–  Не волнуйтесь. Я не могу позволить себе умереть и оставить мою бедную Лиссу беззащитной вдовой. Я полагаю, этому орлу, или ястребу, как вы его называете, уже известно, что я готов отстаивать свои права. Может быть, это его образумит.

Это выглядело вполне логично, но Невин знал с холодной расчетливостью мастера двеомера, что Гверан обманывает его.

Перебрав весь запас песенных преданий, хранящихся в его памяти, куда не мог проникнуть ни один вор, Гверан был поражен тем, как много сказаний посвящено любовным изменам. С давних времен любовные утехи для знати были главным способом приятно провести время. Как ястребиная охота, только с еще более кровавым результатом. Каждую ночь Гверан решил петь по одной песне об измене и внимательно следить за Таником, когда речь будет идти о гибели любовника. Сжатые челюсти и холодный блеск в глазах свидетельствовали о том, что парень слышал его. Но, как оказалось, не только у Таника был острый слух. В один из вечеров Дорин поднялся к Гверану, чтобы поговорить с ним наедине.

–  Послушай, бард, как насчет чистой лирики, без этих роковых страстей?
– поинтересовался он.
– Меня уж тошнит от твоих излюбленных томлений по чужим женам.

–  Правда, капитан? Меня тем более.

Дорин сморщился и затряс головой, как ужаленная оводом лошадь.

–  Ты думаешь, что я слепой?
– рассердился Гверан.

–  Извини. Согласен, позорное дело - желать чужую жену.

–  Вот именно. Я рад, что ты разделяешь мое мнение. И есть ли что-нибудь плохое в том, что человек, которого оскорбили, чувствует себя оскорбленным?

–  Ничего. Ты бард, и в этом твое преимущество.

И Гверан продолжал свои ежевечерние концерты, с удовлетворением наблюдая за воинами отряда, которые избегали смотреть на Таника при упоминании супружеской измены.

В следующие несколько вечеров Таник упорно смотрел в кружку и брезгливо морщился, когда звучали решающие строки. "Наступил подходящий момент", решил Гверан и спел непристойную песню о похождениях мельника, который был наказан за то, что соблазнял жену владельца таверны. Жена просила мужа проучить одного деревенского парня. Он взял своих друзей - крепких ребят, и они затолкали мельника в пустую бочку, прокатили ее по деревенской улице до реки и пустили вниз по течению. Все воины захохотали. Таник позеленел от злости.