Час дракона
Шрифт:
С искрой устрашающего веселья в глазах Конан наблюдал, как купец поднялся и поспешно закрыл двери, предварительно высунув в коридор голову и убедившись, что там никого нет, а потом вернулся и взял с дальнего столика золотой кувшин с вином. Он хотел было наполнить небольшой бокал, но киммериец вырвал кувшин из его рук и стал пить прямо из него. — Да… Это, без сомнения, Конан… — выдавил купец. — Э-э-э… Ты что — ошалел?..
— Черт возьми, Публио! — отозвался Конан, оторвавшись от кувшина, но не выпуская его из рук. — Ты стал жить лучше, чем раньше. Нужно действительно быть хорошим купцом, чтобы сорвать куш, начав торговлю
— Старого уже не воротишь, — ответил Публио, охваченный дрожью. Еще глубже запахнувшись в свою накидку, он продолжал:
— Я расстался с прошлым, как с изношенным плащом.
— Вполне возможно. Но вот только меня ты, как плащ, не сбросишь. Может, ты и считаешь меня глупцом, но зря думаешь, что я не догадываюсь, что весь этот твой дом построен на моем поту и крови. Или мало шлюпок с добром в свое время прошло через твои руки?
— Все купцы Мессантии рано или поздно имели дела с морскими разбойниками, — нервно произнес Публио.
— Но не с черными корсарами, — не обещающим ничего хорошего тоном возразил Конан.
— Ради бога, замолчи! — вскрикнул купец, вытирая со лба пот. Пальцы его тискали золотую оторочку тоги.
— Успокойся, я лишь хотел кое-что тебе напомнить, — успокоительно произнес Конан. — Да не трясись ты! Ты же часто на моей памяти рисковал в прошлом, мечтая о богатой жизни в том паршивом домике на побережье, здороваясь за руку с каждым контрабандистом или пиратом. Видать, достаток тебя расслабил.
— Я теперь знатен… — промямлил Публио.
— Что означает: богат, как дьявол, — хмыкнул Конан. — А почему? Как это ты сумел поймать удачу, оставив позади своих многочисленных конкурентов? А за счет того, что заработал большие деньги на продаже слоновой кости, страусовых перьев, меди, кожи, жемчуга, золота и других товаров с берегов Куша. А где ты все это доставал? Или вместе с другими купцами покупал за серебро в Стигии? А я тебе напомню: ты получал эти товары от меня, и то за цены бросовые по сравнению с настоящими. Я же добывал их у племен Черного побережья, или со стигийских судов — вместе со своими корсарами.
— Потише, ради бога, — взмолился несчастный купец. — Я этого не забыл! Но что ты здесь делаешь? Я в Аргосе — единственный человек, которому известно, что король Аквилонии в прошлом был Конаном-пиратом. Но до меня недавно дошли слухи о военном поражении Аквилонии и о гибели ее короля…
— Да, мои враги уже растрезвонили об этом по всему свету. Но я, как видишь, сижу с тобой и попиваю вино.
И он подтвердил последние слова делом. Опустив опустошенный кувшин, он продолжал:
— Я попрошу тебя всего лишь об одной услуге. Мне известно, что ты находишься в курсе всего, что происходит в Мессантии. Я хочу знать — находится ли в городе зингарец Белосо, или как там еще он мог назваться. Он высокого роста, худой, смуглый, как большинство его соотечественников, и, вероятно, хочет продать большой драгоценный камень.
Публио покачал головой.
— Я не слышал о таком человеке. В Мессантии тысячи приезжих. И тысячи ежедневно уезжают из нее. Но, если он здесь, мои люди отыщут его.
— Хорошо. Пошли их на поиски. А пока прикажи слугам заняться моим конем и принести мне поесть.
Публио согласно кивнул. Поставив пустой кувшин на стол, Конан отвернулся и подошел к ближайшему окну, втянув полную грудь соленого морского ветра… Посмотрев на кривые портовые улочки, он окинул внимательным взглядом стоявшие на рейде корабли и поднял глаза туда, где в бесконечной туманной дали море сливалось с небом. Память унесла его за этот горизонт, помчавшись на крыльях к золотистым морям юга, где под палящим солнцем ни во что не ставились любые законы и когда-то протекала его стремительная, бурная жизнь. Слабый аромат пряностей и оливы пробудил образы необычных берегов, поросших мангровыми зарослями, где бубны и барабаны спешили сообщить вести о боевых трофеях, дыме, пожарах и потоках крови… Задумавшись, он едва успел заметить, что Публио тихо выскользнул из комнаты.
Подхватывая полы накидки, купец поспешил вдоль по коридору и спустился в помещение, где сидел и что-то писал на пергаменте высокий худой человек с длинным белым шрамом на щеке. Было в нем что-то такое, что свидетельствовало о присущей ему решительности и целеустремленности. Публио нервно произнес:
— Конан вернулся!
— Конан? — худой мужчина вскочил, и перо выпало из его пальцев. — Тот самый корсар?
— Да!
Собеседник его побледнел.
— Вы что — с ума все посходили? Нас же всех повесят, если его кто-нибудь узнает! Человека, укрывающего корсара, или торгующего с ним, вздергивают так же быстро, как и самого корсара! А если губернатор узнает о наших с ним старых делах?
— Не узнает, — осторожно ответил Публио. — Пошли своих людей на торговые площади и в портовые таверны, пусть узнают, есть ли сейчас в Мессантии некий Белосо из Зингары. Конан говорит, что у того есть драгоценный камень, который киммерийцу очень нужен. Скорее всего, об этом должны знать ювелиры… Но будет еще одно задание: найди-ка примерно дюжину таких мерзавцев, чтобы они могли убрать кого нужно, а потом бы язык держали за зубами. Понял?
— Понял, — подтвердил высокий медленным движением головы.
— Я не для того злодействовал, писал доносы, клеветал и убивал, вырываясь из когтей нищеты, чтобы меня сгубила тень прошлого, — прошипел Публио, и зловещее выражение его лица в эту минуту могло бы испугать тех богатых господ и дам, что покупали в его магазине шелка и жемчуг. Но, когда он чуть позже возвратился к Конану, толкая перед собой столик на колесиках, весь заставленный мясными и овощными блюдами, облик его вновь был совершенно спокоен и приветлив.
Киммериец все еще стоял у окна и глядел в порт, на пурпурные, пунцовые, киноварные и алые паруса галеонов, барок, галер и клиперов.
— Вон там стоит стигийская галера, если мне не изменяют глаза и память, — указал он на низкий и узкий черный корабль, пришвартованный в отдалении от всех остальных к широкому пирсу, большой дугой уходящему вдаль. — А что: Аргос и Стигия вновь между собой торгуют?
— Наши отношения дружественны, как никогда, — отозвался Публио, со вздохом останавливаясь со своим столиком в некотором отдалении от гостя, зная некоторые не лучшие черты его характера. — Теперь порты Стигии открыты для наших судов, а наши порты — для них. Но хорошо бы, чтоб мой клипер не встретился с ними в открытом море. Эта проклятая посудина вошла в наш порт прошлой ночью, но что она здесь ищет я не знаю. Они ничего не продают и ничего не покупают. Я не доверяю этим темнокожим дьяволам. Их мрачная земля — родина страха.