Час героев
Шрифт:
Мексиканец сверился со списком, проверил полномочия владельца удостоверения, сделал запись, Теннисон расписался за задержанного. Тюрьма, если так вдуматься – лучшее место, чтобы там находилась группа «Ромео», происходила постоянная утечка информации, и никакая, даже самая надежная и засекреченная, военная база не могла служить надежным пристанищем для группы, которой не существует. «Бригадный генерал» получил ключ от допросной – старомодный, со стальной биркой, как раньше выдавали в дешевых мотелях.
Потом мексиканец взялся за микрофон – все было так устроено, что выход из подземелий был только один – через дежурку с бодрствующей сменой охраны.
– Парни, кто там... Заключенного три-шесть-семь поднять в пятую камеру!
Спецпредставитель
– Заключенный три-шесть-семь доставлен, сэр!
Отрапортовав, один из охранников умышленно толкнул заключенного так, чтобы он упал на пол. За время работы здесь подобрался контингент настоящих садистов, людей, любящих причинять боль другим людям, причиняющих ее при первой возможности и получающих от этого удовольствие. Даже малейшая возможность унизить связанного человека никогда ими не упускалась.
– Закройте дверь, – сказал «бригадный генерал».
– Да, сэр.
Когда дверь закрылась – Теннисон достал нож, перерезал путы на руках и ногах заключенного, снял колпак с головы, помог ему подняться. Потом включил магнитофон – на нем была дикая какофония криков пытаемого человека. Она совпадала по тембру с человеческим голосом – пусть тот, кто попробует прослушать, потом поработает с тем, что получилось, попробует отделить фон от человеческого голоса.
– Как дела? – спросил он по-русски, он не знал русского языка, но наиболее ходовые выражения, в пределах офицерского разговорника, знал. Работая с русскими – он учил русский язык.
– Могло быть и лучше... – ответил бородатый пожилой моджахед по-английски, – пребывание в камере, даже если тебя не бьют и нормально кормят, не способствует бодрости духа.
Когда спецпредставитель слушал новости, с ритуальными плясками вокруг костра в Вашингтоне – иногда его охватывало бешенство. В администрации президента собрались все те, кто желал войны, все те, кто ее жаждал. Война, по их мнению, должна была стать ярким свидетельством того, что США является лидером цивилизованного мира, что США по-прежнему способны и готовы нести факел свободы по всему миру. Когда ублюдочное восточноевропейское лобби продавило вопрос о вооруженном вмешательстве в ситуацию на Украине – прозвенел первый звонок, спецпредставитель был готов к тому, что русские взбунтуются, откажутся выполнять приказы, и все то, что шло до сей поры так хорошо – полетит в тартарары. По неизвестным ему причинам русские не стали бунтовать, не разорвали контракт и продолжили службу – проще всего было предположить, что из-за денег, но дело было не в деньгах, спецпредставитель не мог понять, почему, и сильно нервничал от этого. Потом, когда стало понятно, что на Украине завязли, и те же ублюдки, которые все это начали, возопили о необходимости вооруженного вмешательства в ситуацию в самой России – это вызывало еще большее бешенство. Ему хотелось взять этих молодых хлыщей с труднопроизносимыми фамилиями и университетскими дипломами, притащить их сюда, в место, где пахнет блевотиной и кровью, и сказать – вот, ублюдки, смотрите! Эти русские служат здесь, ради секретности они живут здесь, как звери в норах, и выходят только для того, чтобы уничтожать муджиков! Кто-нибудь из вас готов так же – жить, как крыса в норе, и выходить оттуда только, чтобы убивать врагов Америки? Вы, гребаные ублюдки, которые в жизни не держали в руках ничего опаснее старой бритвы – готовы быть такими, как они? Готовы так же, не на словах, а делами защищать Америку? Если нет – то какого же беса вы творите, какого беса вы хотите еще одной войны, которая нас похоронит?!
– Брось. Ты сам подписывал контракт.
– Это верно...
Спецпредставитель протянул лист бумаги, тот самый, который он получил из Вашингтона с курьером
– Широко шагаете... – сказал моджахед, бегло пробежав текст под крики, мешающие сосредоточиться на тексте.
– Как бы не упасть, – мрачно сказал спецпредставитель, – упадем, больно будет. Кстати, твой человек, Милов, правильно...
– Правильно.
– Идет на поправку. Операция прошла успешно, через месяц будет в норме.
– А Дим? Дмитрий?
– От перевода снова отказался. Наотрез.
Моджахед покачал головой, непонятно, то ли с одобрением, то ли с осуждением.
– Плохо...
В дверь резко застучали, оба – и допрашивающий, и допрашиваемый – настороженно обернулись. Теннисон подошел, глянул в глазок. Человек был знакомым, он один из немногих в Афганистане знал про группу «Ромео» – и потому спецпредставитель открыл дверь и пустил его.
Человек был странным, не военного вида, не подходящий к этому месту. Среднего роста, худощавый, совершенно не геройского вида – но опасный и опытный, постоянно находящийся настороже, это мог бы понять даже такой непрофессионал, как Марк Уильямс. Он походил то ли на немца, то ли на британца, у него было худое, загорелое, суровое лицо, оттопыренные, большие уши, черные глаза и странного, то ли светлого, то ли рыжего цвета волосы.
– Добрый день, – войдя, поздоровался он.
Это был майор вооруженных сил Чехии Франтишек Вардак, ротный офицер шестьсот первой группы особого назначения чешских вооруженных сил. Он был один из немногих, кто знал про группу «Ромео» – в силу того, что знал лично одного из членов группы. Майор Вардак начинал свою карьеру в армии тем, что окончил Рязанское воздушно-десантное училище – поэтому он свободно говорил по-русски и знал кое-кого из русских. В Афганистане, кстати, владение русским языком было не лишним – одно время здесь все дети учили русский язык – и поэтому вряд ли в каком-то кишлаке не найдется хотя бы одного человека, с кем можно объясниться на русском. Сейчас, конечно, русский не учили, учили английский – но знали его пока только дети. Да те, кто работал на силы стабилизации и гражданские организации. Ну и таксисты, конечно.
Бородач поднялся с кресла, которое использовалось для пыток, наподобие стоматологического, они обнялись с чехом так, как это было принято в России, похлопывая друг друга руками по спине. Чехи имели всего одну собственную базу – но на опасном направлении, а кроме того, шестьсот первый отряд обычно отвечал за эксфильтрацию группы «Ромео» и ее поддержку при необходимости. Это было сделано умышленно – и чехи, и русские были славянами, имели схожий язык и хорошо понимали друг друга. Группа 601 обучалась у этих русских – а русские обучались у группы 601. Кстати, группа эта, по степени подготовки и боевому опыту в Восточной Европе, считалась второй после польского ГРОМ.
– Добрый день, майор, – поздоровался и агент Теннисон, – покажи ему.
Русский протянул чеху бумагу, тот выставил ее перед собой на вытянутых руках, как делают это дальнозоркие люди, он не был ни близоруким, ни дальнозорким, просто такая привычка. Быстро прочитал, передал бумагу обратно...
– Идиоты... – это слово было интернациональным, совпадало по звучанию и смыслу во многих языках и употреблялось в Афганистане особенно часто. Много было идиотов, ох много...
– Гоняясь за этим сукиным сыном, можно стереть ноги до ж... – недипломатично и точно выразил свою мысль агент ЦРУ.
– Мулла Мохаммед Омар, – задумчиво сказал моджахед, известный как «Ромео-40», – на твоем месте я бы сохранил эту бумажку, американец.
– Зачем?
– Когда дело будет сделано, тебе придется много объяснять своему начальству.
Русский говорил немного неправильно, коряво – но по сути совершенно верно. После каждой операции начинается разбор, часто – с наказанием невиновных и награждением непричастных. Тот же ублюдок... как там его... хлыщ в костюме, который сюда приехал. Если задание выполнить – он не меньше медали «За отличие в разведывательной деятельности» отхватит.