Час героев
Шрифт:
За этот день – он многое передумал и понял, как неправильно он жил. Он жил сам по себе – но разве может человек выжить сам по себе, без помощи друзей. Он отринул свой народ, стал человеком без корней, почти что русским – но кто из русских помог ему в беде? Максимум, на что они были способны, – давай выпьем вместе. А армяне, люди его народа – помогли ему, даже зная, что он не был армянином последние три десятка лет.
Чего стоит Россия? Чего стоят русские? Чего стоит его жизнь, которую он вел? Какой он мужчина, если он не способен защитить родного сына?
«Волга» катилась по лесной дороге, и впереди догорал закат,
«Волга» остановилась около знака – как и сказал Армен, на этом знаке какие-то хулиганы провели черную черту баллончиком. Доктор Абрамян вышел из машины, посмотрел на часы. Нервно закурил – он знал, что это вредно, но вреднее, чем у реактора, быть не может. Как говорится – кому суждено быть повешенным...
Ровно через пятнадцать минут – впереди и сзади его «Волги» тормознуло по джипу – большие, черные, сверкающие полированными бортами внедорожники. Из головного вышел Армен – он уже не был похож на торговца, за ним полезли явные боевики. Небритые, шумные, наглые...
– Чего привез? – дружески спросил один из них.
Доктор Абрамян открыл багажник – там лежало укутанное во фланель дорогое двуствольное ружье МЦ. Его ему подарили.
Боевики рассмеялись, загорланили на языке, который должен был быть ему родным, а был – чужим. Один из боевиков одобряюще хлопнул его по спине и рассмеялся еще сильнее.
– Вах, в тряпку завернул.
– Чо ржешь, ара, мой дед так делал...
– Дед...
– Заткнулись все! – скомандовал Армен, и все моментально замолчали.
Армен осторожно развернул фланель, посмотрел на ружье.
– Ты с этим воевать собрался?
– Другого нет.
– Плохо, что нет, – серьезно сказал торговец, тот, в отличие от остальных, и не думал смеяться над профессором, – у моего отца тоже не было оружия. Его нашли в сгоревшей машине, а рядом была мать и сестра, тоже сгоревшие. Нельзя без оружия, если ты мужчина.
– Но у меня нет! – доктор едва не заплакал.
Торговец покачал головой.
– Гагик, дай ему.
Гагик, здоровяк в зимнем камуфляже с нашивкой какой-то охранной компании – достал из-за пояса большой пистолет и протянул его профессору рукояткой вперед. Профессор неаккуратно взял его, чуть не выронив. Говорят, что прикосновение к оружейной стали заряжает мужчину энергией – но к доктору Абрамяну это явно не относилось. Ему стало еще страшнее.
Одно из правил – никогда не бери незнакомое оружие в руки, если, конечно, ты не взял его как трофей у убитого врага на войне. И даже тогда будь осторожней. На этом «стечкине» висело четыре трупа – азеров расстреляли на рынке. А у Гагика, который сделал это – на руки был нанесен прозрачный клей, который не давал оставаться на оружии отпечаткам пальцев. Пистолет был тщательно протерт – и, таким образом, доктор математических наук Абрамян стал убийцей. Правда, он этого не знал.
– Передерни затвор, – сказал торговец, – отведи назад и отпусти. Сильнее!
Доктор сделал, как он сказал – пистолет сыто лязгнул в руке.
– Вот так. Теперь у тебя есть настоящее оружие. Теперь ты настоящий мужчина.
Ночь
Ближнее Подмосковье
Через несколько часов «Волга» и два черных внедорожника съехали с обочины подмосковной дороги, на удивление ухоженной, снег здесь аккуратно вывезли, в отличие от Москвы. Там их ждала черная «девяносто девятая» и три человека в ней. Люди эти – были в гражданском, у них были одинаковые смугловатые лица и черные, как маслины, глаза.
– Сиди... – севший к доктору в «Волгу» боевик придержал его. – Армен разберется.
Армен вышел из головного внедорожника, навстречу ему вышел один из тех, кто сидел в «девяносто девятой».
– Ну что?
– Они там, все. Азеры, б...
– Сколько?
– Четыре хозяйские тачки.
– Аслан точно там?
– Точняк. Его тачка там, черный «Майбах». Здесь ни у кого такой нет.
– Ты его видел? – мрачно спросил Армен, глядя наблюдателю в глаза.
– Каро видел. Он на стреме, по деревьям лазать умеет.
– Дай мне его.
Старший в «девяносто девятой» достал из машины рацию, протянул Армену.
– Второй канал. Позывной – Ереван-один.
Армен настроил канал.
– Ереван-один, я Ереван-главный, выйди на связь, прием!
– Ереван-главный, слушаю тебя, дорогой, прием!
– Ереван-один, доложи по ситуации, прием!
– Птицы в гнезде, подтверждаю. Седьмой участок, рядом с забором. Патрулей охраны нет, все собаки собрались на первом этаже и жрут. Четыре хозяйские машины и еще шесть. Территория убрана от стены, но можно укрыться в саду, прием!
Десять машин, настоящая сходка получается.
– Ереван-один, подтверди, что видел Первого, прием!
– Ереван-главный, Первого видел, подтверждаю. Он вышел из своей машины, приехал два часа назад. После этого – ни одна машина не отъезжала, прием!
Все – один к одному.
– Ереван-один, сможешь ли ты нас прикрыть при выдвижении, прием!
– Ереван-главный, у меня сектор обстрела примерно сто градусов. Есть помехи, но прикрыть смогу, прием!
– Ереван-один, тебя понял, поддерживай готовность один. Десять минут до выдвижения, начинай отсчет, прием!
– Ереван-главный, тебя понял. Конец связи!
Архитекторы, которые проектировали эту «маленькую Швейцарию» – не позаботились как следует о безопасности – почти вплотную к кондоминиуму подступал лес, не было ни нормальной зоны отчуждения, ни нормального наблюдения, кроме камер, причем без режима ночного видения. В конце концов – это был конец седьмого года, и люди праздновали наступление нового года, восьмого, который обещал быть лучше, чем седьмой, и те, кто купил здесь поместья, самое дешевое из которых стоило полмиллиона американских долларов, вполне могли надеяться на лучшее. Они жили в кусочке Швейцарии, перенесенном на русскую землю, и думали, что здесь безопасно. И те, кто сейчас готовился выйти на улицу с детьми, водить хоровод вокруг елки – представить себе не могли, что на одной из сосен, подступающих к кондоминиуму, сидит человек в теплом «арктическом» камуфляже и белом маскировочном халате и в руках у него винтовка «Застава М91» с инфракрасным прицелом и глушителем. И только он сейчас решает – кто будет жить в новом, две тысячи восьмом году, а кто – нет.