Час гончей
Шрифт:
«Странно, не находишь, — протянул Глеб, осматриваясь по сторонам, — ни одной девчонки. Какие-то у него пристрастия не те…»
О, кто-то, похоже, хотел совместить полезное с приятным и поохотиться в чужих угодьях не только на дичь — а тут такой облом. Хотя, кроме Агаты, девушек и правда не было: ни среди гостей, ни среди обслуги — что дворецким, что горничными тут были молодые крепкие парни, которые услужливо выдвинули стулья, пока вся компания рассаживалась за столом.
— Сами посудите, — пояснил Садомир, когда мой полудурок все-таки не выдержал и спросил, — девушку, особенно красивую, держать в такой глуши — это
Говоря, он уселся в хозяйское кресло с отлитым соколом в изголовье, хищно раскинувшим мощные крылья. Не удивлюсь, если внутри этой мастерски выполненной фигурки настоящая птица, однажды подстреленная нашим азартным охотником. Барон коротко кивнул, и его весьма накачанные мальчики-горничные тут же засуетились, щедро заставляя стол напитками и закусками, вынося огромные подносы со свежеприготовленной дичью. Выбор был как в меню лучших ресторанов: жареная утка с овощами, замаринованный в вине кабан, медальоны из оленя, фазан в грибном соусе, рагу из зайца — да чего тут только ни было. Даже тушеные голуби и колбаса из мяса бобра.
«Зачем есть бобра?» — спросил друг, аккуратно подцепляя кусочек.
Ответ прост: когда у людей есть деньги абсолютно на все, их желания порой становятся изощренными. Хорошо хоть, человечины на столе не было.
— Что поделать, охота — это моя страсть, мое хобби, моя отдушина… — под вино разглагольствовал Садомир. — Надеюсь, вы не станете меня за это осуждать?
Рядом вдруг раздался девичий вскрик, и в руке Агаты со звонким хрустом лопнул бокал. Осколки разлетелись по скатерти, а красное вино полилось по коже — вместе с капельками крови, засочившимися из ладони. Никто даже слова не успел сказать, как один из обслуживающих стол парней подскочил к ведьмочке и, вытерев вино и кровь салфеткой, увел ее в соседнюю комнату. Подруга вернулась через минуту с залепленной пластырем ладонью и абсолютно пунцовым лицом.
— Простите… — пробормотала она, усаживаясь за стол, где другой мальчик-горничная уже шустро убрал осколки, заменил тарелку и наполнил другой бокал.
— Ну что вы, — отозвался хозяин. — Надеюсь, все в порядке?
Агата молча кивнула и с опаской подхватила новый бокал.
— Все нормально? — уточнил я.
— Да ерунда, — отмахнулась подруга, — обычный порез.
— Недаром бабушка тебе говорила, — наставительно изрек Глеб, — на вино не налегать. Только в руки взяла — и порез. Что же будет, когда пить начнешь?
Наша малышка с видом оскорбленного достоинства сделала осторожный глоток. В этот момент по полу загремели колесики тележки. Один из мальчиков-горничных вывез к столу огромное накрытое серебряной крышкой блюдо и, отодвинув остальные тарелки, поставил в самый центр.
— А это главное блюдо дня, — довольно сообщил Садомир.
После всего я ожидал как минимум тушеного тигра, однако под крышкой обнаружились склизкие светло-коричневые осьминоги — и притом живые, копошащиеся и задевающие своими щупальцами друг друга. Хозяин кивнул, и его горничный ловко накрутил осьминожку на вилку и, окунув в красный, похожий на густую кровь соус, подал ему.
«Я б такое и за миллион рублей жрать не стал,» — прокомментировал друг эту вкуснятину.
«Серьезно? По-твоему, кто-то заплатит миллион рублей за то, чтобы ты это сожрал?»
— Съесть это непросто, — рассуждал барон, неспешно вертя свою закуску в руке — Ты жуешь, а оно сопротивляется
Хрум!.. Челюсти с шумом сомкнулись и начали с трудом жевать склизкую живую массу, явно стремящуюся на волю. Сомнительная битва человека и его еды продолжалась с минуту. А потом в полной тишине он смачно проглотил пережеванное и потянулся к вину.
— Последнее сражение, — выдохнув, заявил Садомир, — и ты в нем всегда победитель. Вот почему я люблю охоту, — добавил он и пригубил из бокала, явно желая запить вкус своей победы.
В принципе, если жрать маленьких скользких осьминогов, то, конечно, ты всегда выйдешь победителем.
— Угощайтесь, — любезно поделился он своим деликатесом, и парочка гостей даже угостилась, повторяя подвиг хозяина.
После обеда всей компанией мы немного погуляли по лесу, осматривая место завтрашней утренней охоты, а затем разбрелись по гостевым комнатам с медвежьей шкурой над кроватью и волчьей пастью на стене — отдохнуть и переодеться к ужину, который обещал быть таким же сытным и приятным, как и обед. Интересно, чем наш хозяин удивит на этот раз? Скорпионами в маринаде?
В огромном доме, казалось, повисла тишина. Гости отдыхали по комнатам, внизу готовили ужин. Любимый бладхаунд мирно дремал рядом на тигриной шкуре, пока его хозяин, стоя у зеркала, застегивал рубашку. Прислушавшись ко всей этой тишине, Садомир довольно улыбнулся — начиналась его любимая часть.
Молокосос, недоносок, щенок Волкодава — как мальчишку только ни называли. Признаться, в самом начале и он недооценивал нового мессира. Однако барон Ольховский всегда гордился тем, что умел вынюхивать и видеть то, чего другие не видят. Они все недооценивают Бладхаунда. А Бладхаунд умный, он знает, что глаза не обманывают. Он-то видел, что взгляд мальчишки в отдельные мгновения был отцовским, прищур в отдельные мгновения был отцовским, да и гонор тоже был отцовским. Правда, стиль общения заметно отличался.
— А теперь смотри на свое лицо, — в памяти резко всплыл голос старого приятеля. — Смотри и помни, кого нельзя предавать…
С острого ножа в руке Григория стекали яркие алые капли. Кожа словно горела сумасшедшим огнем, а вокруг глаза расплывалось кровавыми полосами уродливое очертание будущего шрама. Садомир до сих пор помнил эту дикую боль, жгучую злость и смешанное с ней восхищение. Все, что годами копилось внутри, давило, мучило с самого детства, именно в этот миг вырвалось наружу — именно Волкодав, сам не зная, позволил ему все это раскрыть. Сам не зная, показал, чего он всю жизнь хотел. Этот нож барон хранил до сих пор.
Тряхнув головой, отгоняя воспоминания, Садомир оглядел свой шрам с грустной усмешкой. Из всех, кто жил в столице, он и правда больше всех расстроился, что Волкодав умер. И главное — сделал это сам. Кто бы мог подумать, что он наложит на себя руки? Хотя, с другой стороны, кто бы мог убить Волкодава кроме самого Волкодава? Барон задумчиво одернул ворот рубашки. Есть один слушок, странный и даже нелепый, что перед самой своей кончиной Павловский вступил в Братство Возвращения, добрался до самого верха и стащил у них «Девятые Врата». Но зачем? Неужели хотел избавиться от Темноты? Да ну, бред какой-то. Легче поверить, что она предложила ему новую сделку…