Час гончей
Шрифт:
— За такие манеры защищать не буду, — заметил я.
Все пальцы нехотя распрямились, и поганец обиженно скрылся под диваном.
— Опять едешь? — буднично спросила меня Дарья, полностью игнорируя своего бывшего начальника, однако всегда выходя в гостиную, когда он приходил.
Правда, такой спокойной она стала относительно недавно — в первое время его визиты вызывали целую бурю негодования.
— В смысле — кладбище? — распалялась поначалу наша мадам. — Ты что, собираешься трупы поднимать?
— Не волнуйся, никакого вреда не будет.
— Не волнуйся? — всплескивала она руками. — То есть ты берешь его,
После чего она упрямо сопровождала нас во всех поездках, бурча что-то себе под нос всю дорогу.
— Ты сегодня с нами? — спросил я.
— Нет, — Дарья распахнула книгу и усмехнулась: — Удачи.
— Ну, может, в этот раз повезет, — сказал Арчи, выходя из дома вместе со мной.
В наступивших сумерках кресты вокруг казались особенно мрачными, а вот болтовня директора кладбища, вызвавшегося показать нам свое хозяйство лично, была на удивление жизнерадостной. Видимо, так насмотрелся на мертвых, что теперь с восторгом кидался на живых.
— А вот сюда, — бодро сообщил он, указывая на свежевырытую могилу, — завтра покойничка привезут…
Земля казалась угольно-черной. Дна в глубине не было видно — сплошная темень, через которую не пробивалась даже Луна. Казалось, брось туда монету — и она будет лететь бесконечно. Темнота любит такие места.
— Оставьте нас одних, — повернулся я к директору.
— Как изволите, мессир, — услужливо отозвался он и ушел.
Арчи же снял очки, и непроницаемо черные глаза стали пристально вглядываться в глубь темной ямы. Свежевырытые могилы — это самый верный, самый быстрый путь на ту сторону. Если, конечно, это правильное кладбище, правильная земля, пропитавшаяся Темнотой.
После пары минут тщательного изучения черной земли Арчи медленно вернул очки на нос и качнул головой. Увы, опять не повезло. На всякий случай мы обошли все кладбище, заглянули в каждый склеп, осмотрели каждый глухой угол — и вновь уехали ни с чем.
Домой я вернулся довольно поздно. В окнах гостиной было уже темно, и все разбрелись по комнатам. Даже веном в зеркале на стене, обычно рвавшийся поболтать, сейчас застыл под ободком крохотной неподвижной тенью. Когда я поднялся в свою спальню, Уля сидела на кровати в одной сорочке и с помощью огромной щетки заботливо наводила красоту своему Снежку, чьей пушистой шерстью в доме уже удобрено все. Этот мелкий паршивец все время был у нее на руках, или на коленях, когда она сидела за столом, или в ногах, когда ложилась в постель. Такими темпами она скоро начнет этого щеночка в переноске носить, как ребенка, не выпуская из рук.
— По-моему, ты его разбаловала. Это не ты должна его обслуживать, а он тебя.
— Он не должен меня обслуживать, — отозвалась моя красавица, почесав заразу за ушком, — он должен меня защищать.
— Ну конечно, он будет тебя защищать, — с иронией заметил я, — кто же его еще будет обслуживать так же, как ты?
Стоило мне приземлиться рядом и потянуть Улю к себе, как этот вредный комок мгновенно втиснулся между нами и даже зарычал на меня, не подпуская к хозяйке. Вот уж никогда не думал, что за ее внимание конкуренцию мне составит какая-то псина.
— Видишь, он меня защищает, — прокомментировала это безобразие Уля.
—
Щенок мигом замолк и замер — и лишь в глазах-бусинках читалось «ну только не напоите меня чаем!»
Усмехнувшись, я взял мелкого паршивца за шкирку и снял с кровати. Пора уж и меру знать.
— На лежанку.
Он с досадой посмотрел на меня, а затем, виляя пушистым задом, направился в указанном направлении — медленно, показательно неуклюже перебирая лапками, явно надеясь, что хозяйка его остановит, возьмет на ручки и вернет на место. Уля просяще уставилась на меня. Я мотнул головой — нет, мелкой скотинке в этой постели не место. Щенок нехотя устроился на лежанке, а его хозяйка тут же нашла утешение в моих объятиях.
— Значит, ты теперь «Уля» не только для меня, — вернулся я к теме дня. — Здорово же вы сблизились.
Она хмыкнула.
— Ну вот так. И у меня есть мертвая подруга. Я теперь как ты.
— А как смотришь на то, чтобы пригласить твою подругу сюда?
— В этой комнате она уже была, — сказала моя прелестница, делая вид, что не понимает.
— Прямо сюда, — я постучал по кровати.
— А разве здесь есть место? — Уля невинно взмахнула ресничками. — Вон даже бедному Снежку его не нашлось.
— А разве ты не хочешь попробовать что-то новое?
— Чтобы меня затмили прямо в моей постели? — парировала она.
— Думаешь, тебя хоть кто-то сможет затмить?
Моя красавица с лукавым прищуром оглядела меня.
— Тогда убеди меня, что никто не сможет, и я подумаю.
Подмяв ее под себя, я прибег к самым убедительным аргументам.
В трубке на целую минуту повисло молчание.
— А ты уверен, — наконец снова заговорил собеседник, — что это безопасно звать на охоту сына Волкодава?
— Разумеется, — со смешком отозвался Садомир. — Я за него ручаюсь.
— Я, конечно, понимаю, — после еще одной паузы продолжил собеседник, — что после стольких лет работы с Волкодавом мозги у тебя немного помутились. Но зачем его сын? Больше некого, что ли? Особенно с учетом всех слухов. Змееуст, Гончая, Клика… И это только из тех, о ком все знают.
— Да успокойся ты, — отмахнулся барон Ольховский. — Все нормально будет.
Собеседник еще немного побухтел и наконец, убежденный, что волноваться не о чем, отключился. Садомир же, поднявшись с кресла, задумчиво прошелся по гостиной. Взгляд рассеянно упал на стоявшую над камином фотографию старого состава Ночных охотников, где в центре гордо выступал впереди всех Григорий Павловский — их неизменный лидер. Определенно, его сын заслуживал чести побывать на этой охоте.
Снова подхватив смартфон, барон набрал еще один номер, и через пару мгновений в трубке раздался вкрадчивый голос давней знакомой — единственной женщины на его охотах, однако ей не было равных. В кругу своих ее знали как Миледи, хотя в свете, конечно, ее звали иначе. Все считали, что она просто образцовая дама, воплощение милосердия и морали с безупречными манерами и кристальной репутацией — настолько чувствительная, что падает в обморок от одной капли крови. Ха-ха. Иронично, но ей даже Волкодава удалось провести — и лишь он один разнюхал, что здесь что-то не так. Так они и подружились.