Час кроткой воды
Шрифт:
И в стражу таких же точно сопляков берут. И так будет еще какое-то время, пока сопляки не подрастут, пока не заполнится возрастная яма. Нет, определенно, у стражи и армии есть проблемы – но это совсем, совсем другие проблемы. Одно счастье, что на горизонте не маячит новая война – иначе следующее пополнение пришлось бы верстать из детей.
– Никто? – уточнил король. – Тогда я хотел бы спросить у главы ведомства фарфора – ваше ведомство справится, если придется производить больше изделий, чтобы направить их на внешнюю торговлю?
– Справится, –
Ему казалось, что гроза прошла мимо.
Зря казалось.
– Я рад этому, – благосклонно кивнул ему король. – А вы нам не скажете, за счет каких ресурсов? Нет, даже так – за счет чего оно справляется прямо сейчас? У мастеров в сутках не восемь часов, а вчетверо больше, и при этом они не нуждаются в отдыхе?
Глава ведомства так побелел, словно королевский вопрос превратил его самого в фарфоровую куклу из тех, которыми так славится город Далэ. Но кукла может позволить себе молчание – а чиновнику следует отвечать.
– Расписывать фарфор могут и женщины, и даже дети, – произнес он неожиданно твердым голосом. – Кисть ведь не сильной руки требует, а точной. Ну, или если кто здоровьем слаб. Мужчины создают изделия, женщины расписывают, за счет этого пока и держимся. Жены, сестры, дочери мастеров. Я понимаю, почему ваше величество спрашивает меня о том, каким силами было достигнуто то, что мы имеем. Эти женщины… в ведомственные отчеты они не записаны. Я не могу их внести в списки. Не могу сделать их мастерицами. Даже учениками, а уж лончаками – тем более. Срок ученичества имеет предел по закону. Потом ученик должен стать лончаком, а через год – полноправным мастером. А места ведь заняты. Тут у меня, как у всех. То, что они наработали, записано на их мужей, братьев и отцов. Иначе они не смогут получать полную плату за свой труд. Несправедливо, да. Все вокруг знают, конечно, кто роспись делал, такого не утаишь. Не тогда, когда у всех одна и та же беда. Все знают, конечно. И все молчат. Ради справедливости куска хлеба лишиться никому неохота. Тем более, что по справедливости все равно не будет. Все знают. И я знаю. И покрываю людей. Потому что отнять у них хлеб у меня рука не поднимется. И я не позволю этого сделать. Никому.
Даже королю.
Эти непроизнесенные слова витали в воздухе – ясные и отчетливые.
Ай да фарфоровый болванчик!
– Говоря языком господина Главного Целителя, – медленно произнес Крылатый Дракон, – у вас не открытая рана, как в его, к примеру, ведомстве. Вы не позволили ей быть раной. У вас гнойник, загнанный глубоко внутрь. Полагаю, не только у вас.
– А что я мог еще сделать, ваше величество? – негромко, но непреклонно спросил глава ведомства. – Что могли мы все?
Ай да фарфоровый болванчик!
Не сдается, держится до последнего. И вину за подлог, по сути, берет на себя. Побольше бы таких, как он…
– Впервые за долгие века, – не отвечая впрямую, произнес король, – сбылась старинная мечта. Мы вкусили от плодов здоровья и долголетия. И они оказались горьки.
Его рука рассеянно гладила шелковистую шерстку спящего Апельсинчика. Но король не смотрел на песика. Не смотрел он и на собравшихся в тронном зале сановников. Он смотрел прямо перед собой.
– Те, кто раньше умирал, освобождая место для следующих поколений, остаются в живых. Деды и прадеды занимают места сыновей и внуков. Везде – даже на государственной службе. А ведь тот, кто не получает власть и возможность действовать, когда готов к этому, не справится с властью, получив ее с опозданием лет на двадцать. Время для них будет упущено непоправимо. И мы не можем и дальше поддерживать несправедливость, записывая на одних работу, сделанную другими. Это не нарушение закона, это разрушение страны.
– Но что же нам делать, ваше величество? – с прежним упорством спросил глава фарфорового ведомства. Сановник был все так же бледен – и все так же решительно настроен сражаться за своих людей.
– Вообще-то на этот вопрос вам должен бы ответить господин Министр Церемониала, – промолвил король. – Особенно если учесть, что полное название его ведомства – Министерство Традиций и Церемониала.
Тяпнутый за палец министр вздрогнул.
– Но, ваше величество… – залепетал он. – Когда-то в древние времена действительно существовала традиция убивать дряхлых стариков, неспособных более работать, но…
– Но о ней и речи быть не может, – нетерпеливо перебил его король. – Как вы могли подумать, что мне в голову пришла подобная гнусность?
– Но… но как же тогда следует поступать… ведь нет такой традиции, которая…
– Есть, – резко оборвал его бульканье король. – Благодаря этой традиции на этом троне сейчас сижу я, а не мой отец, хотя он далеко еще не стар.
– Отставка, – без тени сомнений произнес Главный Цензор.
– Отставка, – кивнул король. – Раньше у народа в ней не было нужды. Теперь – есть.
– Но, ваше величество! – запротестовал Главный Казначей. – Можно ли вот так, ни за что, выгонять людей с должности?
Смотри-ка – дурак-то он дурак, а ведь понял, кто первым вылетит с насиженного местечка быстрее собственного визга! С перепугу даже подобострастие свое растерял где-то!
– Ваше величество! – поддержал его Министр Церемониала. – Народ не поддержит такую реформу. Заставлять людей насильно покидать службу…
И этот понял, чем для него закончится подобное действо. Надо же, как быстро дураки умнеют, когда речь заходит об их личной выгоде!
– Заставлять? – приятно улыбнулся король. – Да еще насильно? Ни в коем случае. Новый рескрипт дарует народу королевскую привилегию. Право по примеру королевского рода передавать должность и главенство преемникам и потомкам.
Генерал едва не взвыл от восторга.
Ах ты, змееныш!
Дракон, говорите? Да еще крылатый? О нет! Змей. Хитрый змей. Еще совсем юный – но хитрости ему уже не занимать!
Королевская привилегия, это ж надо же!
Привилегия. Право. Дар.
Эта идея сработает.