Час мертвых глаз
Шрифт:
Грузовик не был таким большим как тот, которому они позволили проехать сначала. Это был закрытый «студебекер», и взрыв настолько разрушил его, что его больше нельзя было использовать. Капот и мотор были оторваны почти до самой кабины. Машину подняло в воздух, потом она снова упала на задние колеса. При этом грузовую платформу с натянутым над нею тентом расплющило, а колеса вращались горизонтально на сломанных осях. Вокруг машины в снегу лежали куски жести и дерева.
Биндиг огляделся на дороге. Все было спокойно. Он согнувшись приблизился к машине и полез по разорванному металлу, пока не смог заглянуть в раздавленную кабину. Стекла разбились, и на их острых обломках видны были темные пятна. Это была кровь водителя и его сопровождавшего. Биндиг бросил взгляд через разбитые стекла и спрыгнул вниз. – Все, – сказал он Тимму, – здесь больше нечего делать.
– Для тебя это плохо, – ответил Тимм. Биндиг повернулся и пошел к другой стороне машины. Он подтянулся на откидном борту платформы и через разорванный брезент взглянул вовнутрь. Машина была пуста кроме нескольких маленьких предметов, валявшихся внутри вразброс. Все, должно быть, вывалилось сзади, потому что задний борт был оторван, а грузовая платформа лежала криво с наклоном назад
Когда Биндиг услышал тихий, стонущий звук, который вдруг послышался за уничтоженным грузовиком, Тимм, стоявший внизу, уже прыгнул туда и стоял перед комком, который лежал в нескольких метрах за машиной в глубоком снегу сбоку от дороги. Он бросил на него быстрый взгляд и потом спокойно снова спрятал пистолет, который он до этого вытащил.
– Биндиг!
Биндиг одним прыжком очутился рядом с ним, ствол его оружия смотрел на земле, где в рыхлом снегу что-то двигалось.
– Он готов, – сказал Тимм, – он только еще ждет тебя. Это идиот, который играл на гармони…
Комок на земле был человеком. Солдат, которого взрыв мины выбросил из машины. На его голове еще была меховая шапка, и одно мгновение Биндиг удивленно спрашивал себя, почему она не улетела при падении. Но тут он увидел, что фигура, лежавшая скорчившись в снегу, держала у груди аккордеон. Он казался целым, только с одной стороны была порвана петля, которая была накинута на руку игравшего. Солдат на земле двигался со стоном. Он пытался повернуть голову, чтобы увидеть обоих мужчин, которые стояли перед ним, и это удалось ему после больших усилий. Биндиг опустил пистолет. Он хотел наклониться и уложить раненого более удобно, он не знал в этот момент, что еще нужно было делать. Но тут солдат посмотрел на него двумя большими, темными глазами, издал замученный крик и задвигался сильнее. Казалось, что он хотел снять аккордеон, но это не удалось ему, так как, очевидно, он получил несколько переломов, когда упал с машины.
Тимм подошел близко к нему и ударил ботинком в бок. – Эй, Иван, тихо!
Солдат двигал руку с неслыханным усилием и на ощупь искал что-то на бедре. Он немного отодвинул аккордеон, но тот снова соскользнул, мешая ему.
– Да он же пистолет ищет! – прошипел Тимм. Это прозвучало насмешливо, удивленно и возбужденно. Биндиг видел, что солдат добрался до кобуры, которая висела у него на бедре. Он только очень медленно мог двигать руку. Очевидно, был какой-то перелом в плече. Он больше не кричал, но бормотал тихие слова, хрипло и почти шепотом.
– Прикончи его, – потребовал Тимм от Биндига, – иначе он доберется до пистолета и устроит тут много шума вокруг.
Солдат упорно пытался открыть кобуру. Это, наконец, удалось ему с большим трудом. Он немного приподнялся и, должно быть, испытывал при этом сильные боли, так как лицо его было искажено. Это было очень молодое, бледное лицо. Его можно было назвать красивым. Биндиг стоял неподвижно и смотрел на него. – Ну, давай! – услышал он, как торопит Тимм. – Всади в него одну и нам пора убегать. Приставь ему пистолет к голове, это не так громко.
Солдат раскрыл кожаную кобуру и вытащил плоский пистолет с длинным стволом. Он едва мог удержать его в руке, он упал у него в снег, но он снова его поднял.
– Как он мучится, перед тем как умрет! – сказал Тимм. – Теперь дай ему одну, нам уже пора…
Биндиг пристально смотрел на раненого, который с напряжением всех сил пытался поднять пистолет. Он снова и снова выскальзывал из его руки и падал в снег. Тимм спокойным стоял рядом. Он мог бы отбросить оружие солдата одним ударом ноги, но не делал этого. Он с ухмылкой наблюдал за усилиями человека и держал при этом обе руки в карманах, не делая никакого усилия, которое могло бы воспрепятствовать выстрелу солдата. Он ждал Биндига и хотел предоставить Биндигу сделать то, что тут нужно было сделать. Ему доставляло удовольствие наблюдать за этим, и он знал, что Биндиг выстрелит. Но это длилось слишком долго, и внезапно он сурово сказал: – Я все жду с нетерпением, дашь ли ты ему скоро одну или будешь ждать, пока он не подстрелит твоего унтер-офицера! Тут Биндиг увидел, как солдат сгибал палец. Он прижал пистолет к груди рядом с гармонью. Так ему легче было бы выстрелить. Он немного приподнялся, задыхаясь и со стоном. Из его рта бежала кровь тонкой темной нитью. Палец, который сгибался у металла, в один миг стал целым миром для Биндига. Он не видел ничего другого, только упорное движение, которое должно было вызвать его смерть, а может быть, также и смерть Тимма. Тут он согнул свой собственный палец быстрым движением.
– У тебя уже есть крепкие нервы, – констатировал Тимм по-деловому, – теперь я верю тебе, что тебе не нужен сахар. Он склонился над мертвецом и взял узкий пистолет из его ослабшей руки. Биндиг стоял за ним. Из дула его оружия шел легкий дымок.
Над стволом он видел спину Тимма, который склонился над мертвецом. Он чувствовал себя преданным, изнасилованным, ему было противно от себя самого, от Тимма и от незнакомого мертвеца в снегу у его ног. Он чувствовал себя, как будто бы какой-то мучитель сидел перед ним в снегу, который как ядовитое насекомое постоянно жалил его. Беззащитного. Он слышал, как Тимм свистнул сквозь зубы. Тихо и шипя. Он не смог бы позже сказать, направлял ли он пистолет в тот момент на землю или на спину Тимма, когда он внезапно услышал слова унтер-офицера: – Дружище, да это же баба.
Это поразило его как удар, и он опустил руку с пистолетом. Как будто ему разбили все кости. Он, шатаясь, сделал шаг вперед.
И тогда он увидел длинные волосы.
Тимм скинул меховую шапку одним движением рукой. Он теребил кнопки стеганой куртки. Биндиг не ждал, пока Тимм расстегнет форму женщины. Он отвернулся, но он все же сохранил эту невероятную картину перед своими глазами, как унтер-офицер сидел над застреленной женщиной и расстегивал ей пуговицы на груди, жесткими, проворными пальцами. Он слышал, как материал рвется, в то время как он брел к краю дороги, и тогда он слышал, как Тимм восхищенно щелкал языком. Он спрятал пистолет. Он был слаб, разбит. Как будто бы усталость всех ночей его жизни сразу появилась в его артериях. Как будто в нем больше не было жизни и энергии. Глаза, в которые он смотрел, прежде чем выстрелил, кажется, принадлежали не женщине, которая лежала за ним в снегу, а Анне. Он прислонился к дереву у обочины и тяжело дышал. В каждую минуту на дороге могла появиться другая машина. Тогда было бы слишком поздно, и они больше не смогли бы уйти отсюда.
– Ну, пошли уже! – тихо окликнул он.
Ему ответило бурчание. Тогда появились шаги Тимма и его хриплый голос, который с похвалой произнес: – Мой дорогой друг, она бы мне больше понравилась живой. Хорошо развитая…
Они ныряли между деревьями. Когда они на первый шаг отдалились от дороги, тело убитой женщины упало за ними ничком. Гармонь издала тихий, жалостливый звук. Биндигу показалось, как будто женщина кричала вдогонку им свое проклятие.
Он ничего не говорил. Он безмолвно тянул связку веток за собой, пока они не добрались до места прибытия самолета на озере. Они встретили там остальных солдат их группы. От обеих других групп не было и следа. Они уселись на корточки под заснеженными кустами и ждали. Тимм поставил магниевые факелы. После полночи прибыли еще двое солдат из группы, которая напала на пост централизации. Они стояли на подстраховке, наблюдая не идет ли кто, и остались потому невредимы.
– Была ужасная стрельба…, – рассказал один из них. – Но это было бы чистое самоубийство, если бы мы тоже прибежали туда. Никто больше не вернулся… Они ждали, и с каждой минутой чувство неуверенности становилось все сильнее.
Это как всегда. Нервы были напряжены до предела. Тимм сидел молча под кустом и курил сигарету в ладони. Из группы, которая должна была захватить пленного, не вернулся никто, пока шум мотора не возник в воздухе. Тимм приказал зажечь посадочные огни. Он не сказал ни слова, когда они влезали в машину. Это был вместительный, одномоторный старый «Юнкерс», на котором они часто летали. Пилот стартовал еще до того, как они полностью закрыли дверь.