Час мертвых глаз
Шрифт:
– Все? – спросил Тимм. – Или кто-то еще ранен? Может, кто-то один еще придет. Ты ведь пришел!
– Нет! – ответил раненый. – Никто больше не придет. Они мертвы. Они уже погребены. Я видел, как они их закопали.
Он говорил с тяжелым языком, как будто разговор причинял ему боль. Он был слаб и обескровлен. Только водка удерживала его.
– Вы попали прямо на позицию? – спросил Тимм. – Она была чертовски хорошо спрятана. Я тоже заметил ее только в самый последний момент.
Раненый кивнул. Тогда он снова упал назад и продолжал говорить лежа, не глядя на других.
– Я был один. Я был за другими. Не на той же самой дороге, но
Он лег на бок и закрыл глаза. Другие ничего не говорили. Темнело. Небо было ясным, как и в предшествовавший день. Звезды были еще блеклыми, но их свет увеличивался с каждой минутой. Здесь между озерами было тихо. Во второй половине дня время от времени вдали был слышен шум моторов, но он были только очень тихим и неясным. Где-то там, на дороге, происходило движение.
– Если бы я только знал, ищут ли они нас еще, – тихо произнес Тимм. Он уже думал о самолете, который здесь должен был бы сесть. Конечно, тогда все произошло бы быстро, и они уже через пару минут были бы снова в воздухе. Но было неизвестно, не шатались ли где-то между озерами русские патрули.
– Нет, – сказал раненый, – они больше не ищут. Они прекратили. До полудня они искали. Потом прекратили. Они только удвоили число часовых.
– А ты? – поинтересовался Тимм. – Как тебе удалось, что они не поймали тебя? Как ты смог видеть все это, чтобы они при этом тебя не нашли?
Раненый слегка двинул левой рукой. При этом он снова скривил лицо, и Тимм спросил: – Еще болит? Ты хочешь еще таблеток?
– Ничего, – сказал раненый, – днем было хуже. Они меня не видели. Я шел за другими. Когда начали стрелять, я залез на дерево. Я был далеко сзади, но тогда, когда я был наверху, другие отошли назад, пока не оказались почти под моим деревом. Я сидел там наверху, и внизу они застрелили друг друга. Они шли то туда, то сюда. Из наших это были Беккер и Фликс. Они полностью расстреляли свои магазины, но очень медленно, так что им надолго хватило тех патронов, что были у них в карманах. В конце концов, у них были только лишь пистолеты. И тогда ножи. Но до этого не дошло. Русские окружили их, и у них не было больше никакого шанса. Те закидали их гранатами, и это был конец. В полдень они похоронили всех четверых. Мертвых. Всё.
– А ты? – спросил Тимм.
Раненый поднял голову. Его глаза блестели. У него жар, подумал Биндиг, у него начнется озноб через несколько часов, и он никого больше не будет узнавать.
– Я? – сказал раненый. – Я висел на моем дереве и ничего не делал. Я радовался, что они меня не видели. На них были эти проклятые черные чертовы шапки. Танкисты. Парни как деревья. Они похоронили Беккера и Фликса и двух других тоже. Они поймали их немного дальше слева. Лес был полон этими чертовыми шапками. Они не упустили ни одного уголка, но они ничего больше не нашли. Мое счастье, что у них не было собаки. Одна единственная ничтожная дворняжка, и меня бы здесь не было… Он умолк и снова опустил голову. Жар начал трясти его. Тимм снова протянул ему бутылку водки. Он чувствовал, как зубы раненого стучали о горлышко бутылки.
– Дружище, – сказал Тимм, – если мы попадем домой, они будут орать на нас, потому что мы потеряли четырех человек!
– Но моста больше нет, – сказал Биндиг, – пусть они сначала сами сделают что-то подобное. Взорвать мост – это не детская игра.
– Они закопали их, – прошептал раненый в лихорадочном бреду.
– Дай ему водки, – потребовал Цадо.
Тимм снова протянул ему бутылку. Он сказал: У тебя была дорога в голове? Ты ее сразу нашел?
Он не получил ответа. Раненый сглотнул. Спустя долгое время он зашептал: – Это пистолет-пулемет Фликса. Он потерял его, когда бежал назад. Он был уже подстрелен и бежал совсем согнувшись. Рана в живот, я думаю. Я поднял его сегодня во второй половине дня, когда я улизнул.
Он сжимал зубы. Озноб тряс его. – Иисус, Мария, дай ему водки! – говорил Цадо. – Дай же ему водки, машина прилетит только через несколько часов.
Биндиг зажег сигареты и раздал каждому по одной. Раненый быстро курил, длинными, глубокими затяжками. Сигарета становилась влажной в его пальцах, так он потел.
– Что это было? – спросил Биндиг, показывая на плечо. – Гранаты?
– Да… , – тяжело дышал раненый. Зубы его стучали, пока он говорил. – Они бросали эти проклятые ручные гранаты, и осколки жужжали мне возле ушей. Это был большой осколок, кровь капала сверху вниз на землю. И я не мог добраться до перевязочного пакета, я должен был держаться. Рукой. И внизу тоже. Это… Есть у вас еще эти чертовы таблетки…
Когда пришло время появиться самолету, Цадо сказал Тимму: – Теперь уже всего хватает, разве только, если самолет не прилетит… Тимм установил световые сигналы. Он сидел рядом с Цадо на озере и ждал шума моторов, чтобы зажечь магниевые факелы. Хорошо, что они были у меня, а не у других, подумал он. «Юнкерс» повернул бы и улетел домой, знаю я этих летчиков.
Похолодало. Воздух был прозрачен от мороза и свеж. Теперь, в темноте, шумы с дороги, кажется, слышались ближе. Но шумов этих было немного. Время от времени отдельная машина, потом опять короткая колонна. – Если самолет не прилетит, я построю тут себе хижину, и буду охотиться на уток, – сказал Цадо. – На этих озерах всегда есть утки. Я настреляю уток и принесу их русскому комиссару. Может быть, он достанет мне авиабилет в Германию.
Он ждал, что Тимм ухмыльнется, но Тимм не ухмыльнулся, нет. – Вот черт! – произнес, наконец, он ворчливо. – Мы – самая печальная кучка во всем великогерманском Вермахте. Нет кучки печальнее на свете, чем мы. Если все пойдет так и дальше хотя бы еще один квартал, они сожгут нас всех до последнего человека. Они думают, что несколько солдат смогут сделать то, с чем не справляется целая армия.
– Что? – спросил рассеянно Тимм.
– Задержать русских, – пояснил Цадо. – Задержать русских и арестовать Сталина. Как раз перед Берлином. Может быть, в самом Берлине, возле варьете «Скала».
– Они пока еще не в Берлине, – ответил Тимм глухо.
– Но скоро они там будут, – сказал Цадо. – Недавно они сбросили листовку, там они писали, что они захватят Берлин и разобьют национал-социализм и разгромят военных преступников и освободят заключенных из концентрационных лагерей и введут демократию. Они поставили себе массу задач. Знаешь ли ты, что такое военные преступники? Или что такое демократия?
– Нет, – ответил Тимм, качая головой, – я солдат. И тебе лучше было бы помалкивать о такой чепухе.