Час отплытия
Шрифт:
Ночь была душная. Город, словно прикорнув у подножия горного хребта, спал. Вьегас почти машинально взял руки девочки, горячие и трогательно хрупкие, в свои.
В соседней комнате, отделенной от его спальни деревянной перегородкой, жила дочь хозяйки, Лулуша, — молодая девушка с пышной грудью. Прапорщик часто слышал, как поскрипывала ее кровать, и не раз пытался представить себе Лулушу на постели в тонкой ночной рубашке, а может быть, и вовсе голую…
Девчушка жестом опытной женщины положила руки на плечи прапорщику.
— Сеньор, вы согласны?
Вьегас не ответил. Он хотел сказать ей, чтобы она шла прочь, но язык ему не повиновался. И, сам не понимая почему, он спросил:
— Когда
— Мы уже давно здесь, сеньор.
Лулуша сейчас ложится спать, думает Вьегас. Раздевается. Или смотрится в зеркало. Боже мой, какая у нее красивая грудь! А перед ним четырнадцатилетняя девочка, почти ребенок, и с пугающей прямотой предлагает себя…
— Послушай-ка!
Душная ночь. Над городом нависла тревожная тишина. Только ветер осторожно шуршит по крыше. Вьегас слышит, как в комнате Лулуши щелкнул выключатель. Вот скрипнула кровать…
Внезапный порыв ветра всколыхнул чахлый кустарник на холме. Прапорщик неожиданно схватил девочку за руки и с силой потянул к себе.
— Прыгай в комнату.
Потом, оставшись один, он думал о жене, о Беатрис, снова и снова переживал случившееся и испытывал отвращение к самому себе.
По улице прошла компания парней. Они пели под гитару. Вьегас, выглянув в окно, увидел вдалеке неясные силуэты, растворявшиеся в ночи.
24
Среди них был и Шико Афонсо. Он и его гитара с недавних пор приобрели популярность в квартале Салина, и жители квартала каждый раз с нетерпением ждали возвращения Шико из рейса.
Шико Афонсо собирался хорошенько повеселиться, пока парусник на причале. На этот раз не было известно, куда и когда они отправятся. Обстановка на Сан-Висенти день ото дня становилась все тревожнее, и капитан Морайс уже не распоряжался своим судном. Едва он сходил на берег, мэр или другие крупные чиновники немедленно являлись к нему с уговорами: капитан, выручите нас из затруднительного положения, вы ведь понимаете, ситуация сейчас критическая, и так далее и тому подобное. И Фонсеке Морайсу приходилось принимать предложения, которые в другое время он бы тут же отклонил.
Порой капитан терял терпение. Все словно с ума посходили, признавался он Шико. Те, кто сознают свою ответственность перед народом, не в силах ему помочь, а у кормила власти стоят проходимцы и тупицы. Вот дождутся, Фонсека Морайс непременно покинет Острова Зеленого Мыса и отправится к берегам Америки!
Однажды Фонсека Морайс и в самом деле потерял терпение. Он прибыл на остров Сал, чтобы загрузить парусник солью. Прибыл точно по расписанию, ветер все время дул попутный, и рейс показался ему на редкость удачным. Капитан Морайс давно не был на острове Сал, он испытывал особое удовольствие, — причаливая к берегу. Когда-то, роясь в старинных книгах, он вычитал, что за тысячелетие до того, как португальцы открыли архипелаг Зеленого Мыса, на островах побывали другие мореплаватели. Возможно, это только гипотеза, а может, просто выдумка. Один португальский ученый, отстраненный властями от преподавания в Лиссабонском университете, посетив Острова по пути в Бразилию, рассказывал Морайсу в клубе «Гремио», что с незапамятных времен острова Сал и Боавишта были населены африканцами. Португальский профессор утверждал, что эти сведения основаны на фактах, о которых упоминается в исторических хрониках арабов. С той поры Фонсека Морайс с нетерпением ждал случая вновь побывать на острове Сал и собственными глазами увидеть места, где несколько веков назад жили в примитивных хижинах дикие, первобытные люди.
И вот теперь случай представился. Фонсека Морайс бродил по острову, который некогда, вероятно, стоял на торговом пути, и пироги везли соль с западного
Телеграмма губернатора, настаивавшего на срочной погрузке, снова вывела Фонсеку Морайса из терпения. И когда он поднимался на борт парусника, решение его уже созрело. Он отправится в Соединенные Штаты, или в Бразилию, или, еще лучше, в Аргентину. Корабль подставил паруса ветру и взял курс на северо-восток. Но, выйдя в открытое море, капитан Морайс, словно протрезвев, повернул на юго-восток, к родному архипелагу. (И теперь еще Фонсека Морайс иногда вспоминает о своем намерении эмигрировать. Порой он рассказывает об этом друзьям, немного присочиняя. «Вы представить себе не можете, ребята, у меня было такое ощущение, будто меня увозит невольничий корабль». И первый весело над собой смеется, хотя сам не до конца убежден, что был прав, отказавшись от такой блистательно-безумной затеи.)
25
Вот и опять вернулся из рейса Шико Афонсо со своей гитарой. А когда возвращается Шико Афонсо, вечерний город принадлежит ему и его товарищам. Шико теперь водит дружбу не с теми, что когда-то учились вместе с ним в лицее. Новые приятели — ребята, пропахшие густо смоленными лодками и пивнушками, просоленные морским прибоем.
Раскачивающейся походкой моряков идут они по городу в поисках развлечений и любви, знакомства с девушками, танцующими для приезжих «канкан».
Договорились собраться в пивнушке у Нуны. Вот сначала пришел один, за ним другой. Потом еще один, и еще. Со скрипками, гитарами, кавакиньо. Все они друзья Шико Афонсо — Лела, Фрэнк, Валдес, Мандука. Самым последним появляется Тониньо, он всегда приходит позже всех, ему нравятся только самбы. Морны годятся, лишь когда хочешь поухаживать за девушкой. А вот самба — танец компанейский. Кружась в самбе, сразу вспоминаешь разгульное веселье, кутежи и пирушки с друзьями. Вот почему Тониньо ценит самбы превыше всего. Спев самбу, друзья выпили по стакану грога, которым угостил их Нуна. Захмелев, подняли страшный шум. Позвали Нуну, требуя еще грога, но тот отказал наотрез; тогда, пошатываясь и хохоча во все горло, они покинули его заведение и принялись стучаться в двери других пивнушек, отчаянные, словно им сам черт не брат. В одиннадцать часов вечера город будто вымер, и только компания Шико Афонсо бродит по улицам, останавливаясь под окнами знакомых девушек, чтобы спеть серенаду.
На острове голод. Отгрузка угля прекратилась. Умолк колокол «Ойл компани», обычно звонивший беспрестанно — динь-дон, динь-дон. Да, настали другие времена. Корабли в гавани появляются поодиночке, да и то изредка. Нет кукурузы, нет угля, поэтому нет и кораблей. А вот грог с Санту-Антана доставляют исправно, и выгружают его на побережье в Матиоте, с лодок, легко ускользающих от снисходительного надзора таможенников.
Нет кукурузы, нет угля. Нет дождя. Работы тоже нет. Но и дня не проходит, чтобы не привезли грог с Санту-Антана, и делают это отчаянные ребята, преследуемые голодом и полицией контрабандисты.