Час Пандоры
Шрифт:
Немедленно все боевые навыки Холлэнда всплыли в памяти. Неважно, пассажирский это самолет или нет, но «боинг» стал мишенью, и этот статус надо сразу же определить.
Холлэнд резко сбросил обороты двигателей и увеличил угол левого крена почти до девяноста градусов, одновременно ударив ногой по педали левого руля высоты, чтобы опустить нос вниз, устремляясь под прикрытие облака где-то на тридцать тысяч футов ниже. Его правая рука рванула ручку, выпуская щитки, чтобы погасить скорость. «Боинг» задрожат под напором воздуха, проваливаясь вниз.
– Дик, там что-нибудь горит?
Удар пришелся лайнеру в правый борт.
– Огня нет! – Робб нагнулся и резко включил огни. – Его нет! Мы потеряли двигатель номер четыре!
«Контроль! Есть ли контроль за работой систем самолета?» – подумал Холлэнд. Он взглянул на гидравлику. Четвертая система была мертва, все остальное, кажется, работало. Контроль отвечал.
Нападающий находился где-то слева от него. Кто бы это ни был, он вне сомнения снова подловит его и выстрелит во второй раз, как только найдет удобную позицию для выстрела по вошедшему в вираж самолету.
Именно это Джеймс Холлэнд намеревался предупредить. Они могут пережить один удар, но не два, и нельзя узнать, насколько серьезны повреждения по правому борту. Может отвалиться крыло. Его единственная надежда в том, чтобы продолжать поворот, снижаться, охлаждая моторы насколько возможно, чтобы снизить инфракрасное излучение.
Радио! Убеди его, что ты подбит!
– Дик, настройся по радио один на волну один-двадцать-один-точка-пять. Скажи, что мы подбиты и падаем, правое крыло серьезно повреждено, самолет не слушается руля. Заставь их думать, что мы готовы. Я сделаю то же самое на высоких частотах!
– Черт, что это БЫЛО такое? – настаивал Дик, голосом, на октаву выше обычного.
– Ракета класса «воздух-воздух».
Робб повернул ручку настройки на 121.5 и завопил в микрофон:
– МЭЙДЭЙ [27] ! МЭЙДЭЙ! МЭЙДЭЙ! САМОЛЕТ КОМПАНИИ «КВАНТУМ» РЕЙС ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ ПОДБИТ РАКЕТОЙ. ПРАВОЕ КРЫЛО ПОЛУЧИЛО СЕРЬЕЗНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ, САМОЛЕТ НЕ СЛУШАЕТСЯ РУЛЯ. МЫ ПАДАЕМ!
Робб добавил координаты места, а Холлэнд сделал то же самое на высоких частотах.
27
Сигнал бедствия (Прим. перев.).
Джеймс обернулся к Рейчел. Он нагнулся вниз у ее колена и схватил телефон внутренней связи.
– Рейчел! Нажми кнопки «один» потом «три» и скажи любому, кто ответит, что капитан приказал выключить весь свет в салоне сию же секунду!
Робб выключил огни. Рейчел кивнула, взяла телефон из рук Холлэнда, рванувшегося обратно к приборам. Их снижение было пугающим и опасным. Если крыло слишком повреждено, то спуск может оторвать его.
Юрий Стеблинко видел, как ракета направилась к цели, но не смог увидеть взрыва. Была вспышка, но куда более анемичная, чем он ожидал. «Странно», – подумалось ему. Левое крыло самолета все время было у него на виду. Он целился в двигатели с левой стороны, но пилот отлично поработал и благодаря резкому повороту увернулся.
Сразу же на аварийной частоте кто-то почти в истерике взывал о помощи, твердя о повреждении правого крыла.
«Боинг-747» завалился влево и начал снижаться, понятное движение для большого самолета, который только что потерял двигатель и, вероятно, часть крыла с левой стороны. Но пилот сказал, что повреждено правое крыло. Возможно, он не заметил взрыва на дальнем конце самолета? Если так, то почему они поворачивают влево?
Что-то не складывалось, но времени анализировать ситуацию не было. «Боинг» оказался слишком близко, чтобы его преследовать. Юрий направил «Гольфстрим» на несколько тысяч футов выше устремившегося вниз лайнера, а затем резко повернул влево, чтобы следовать за его снижением. Он выпустил щитки и поднял закрылки, быстро высчитывая, когда нанести следующий удар. Если лайнер действительно ввинчивается в смертельный штопор, еще одна ракета не нужна. Ему остается только пронаблюдать за падением.
Но если удар не смертелен...
Юрий опустил нос машины еще ниже, сознавая, как свистит воздух, проносясь мимо кабины.
В кабине пилотов «боинга» альтиметр падал с цифры тридцать тысяч футов, пока гигантский самолет, дрожа и сотрясаясь, достигал предельной скорости. В салоне внизу пассажиры и стюардессы цеплялись за ручки кресел почти в полной темноте, их желудки протестовали против странного кружения, а их сознание восставало против мысли о возможном падении. Взрыв ракеты оставил неизгладимые воспоминания.
Раздаточная тележка вырвалась из-под контроля около третьей левой двери, и двум стюардессам пришлось нагнуться, чтобы спасти себе жизнь. Общий, вырвавшийся из глубин существа крик тревоги последовал за взрывом, второй – за быстрым спуском.
Холлэнд держал угол почти в семьдесят градусов, крепко сжимая штурвал, чтобы не потерять контроль над скоростью. Контрольные показатели казались абсолютно нормальными, словно внешний правый двигатель вынули с хирургической точностью, не задев крыла.
На высоте в двадцать восемь тысяч футов Холлэнд изменил курс, резко войдя в правый вираж – так резко, как только осмелился. Он знал, что тот, кто у него за спиной, снова выбирает позицию для стрельбы. Ему следует здорово закрутить спираль.
– Что мы делаем? – почти прокричал ему Робб.
– Облако нас прикроет! Я пытаюсь увести нас под завесу. Если мы сможем приблизиться к поверхности, то у того, кто нас преследует, может не оказаться возможности стрелять вниз. Возможно, мы сможем оторваться от него.
– Как ты... как ты считаешь, он слышал наш сигнал? Думаешь, он поверил, что нас подбили? – спросил Робб с мольбой в голосе.
Холлэнд покачал головой. У них не было возможности узнать об этом.
Юрий выругался по-русски. «Боинг-747» оказался не там, где он ожидал. Стеблинко посмотрел на свой радиолокатор и понял, что лайнер теперь пошел вправо.
Он свернул в другую сторону!
Если самолет на самом деле не слушается руля, то как такое могло случиться?