Час пик для новобрачных
Шрифт:
Вот тут мне бы проявить мудрость и оставить все как есть, но горе сыграло со мной злую шутку, здравый смысл отступил, и я с удвоенным рвением принялась рыться в бумагах. Вытащила все три ящика, встала на колени и вскоре была вознаграждена за усердие. К задней стенке стола прилип клочок бумаги. Я достала его. Обрывок какого-то текста, отпечатанного на компьютере. “Меня удивляет ваше сомнение. Более того, вы сами находитесь в опасности, сказать честно, я не дам за вашу жизнь и гроша, так что подумайте и сообщите свое решение не позднее…” Далее текст обрывался. Я прочитала текст раз пять, прежде чем до меня начал доходить его смысл. Глебу угрожали. Очень
Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть Я схватила трубку и услышала незнакомый мужской голос:
— Полина Викторовна? Извините, что беспокою. Моя фамилия Горшенин, я занимаюсь делом вашего мужа. Вы не могли бы приехать? Я понимаю…
— Я приеду. Скажите, куда.
Он назвал адрес, а я начала лихорадочно собираться. Вернулась к столу и спрятала найденный только что клочок бумаги в секретер, заперев его на ключ.
Здание, куда мне предстояло явиться, находилось неподалеку — пешком можно было дойти минут за двадцать, но я поехала на машине. Найденный обрывок письма не шел из головы Я была уверена, что вызов в милицию как-то связан с этим письмом, то есть не с ним, конечно, а с новым поворотом в деле. Наверняка у следователя появились сомнения в том, что это несчастный случай. Расследование — вещь, которая мало кому может прийтись по вкусу, но в настоящий момент я хотела лишь одного: узнать правду. Впрочем, жизненный опыт подсказывал, что правда — штука непростая и, как правило, малоприятная.
Горшенин оказался пожилым мужчиной в помятом костюме, с усталыми глазами и лысиной, которую он тщетно пытался замаскировать. При моем появлении он встал, представился и выразил сочувствие. Я кивнула, вглядываясь в его лицо, ожидая сногсшибательных известий, но наш разговор меня разочаровал. Для Горшенина Петра Васильевича дело было совершенно ясным. Несчастный случай. Машина шла на большой скорости, после дождей обочина была грязной и скользкой, машину занесло и отбросило в кювет, она несколько раз перевернулась, после чего взорвалась и выгорела дотла, что и неудивительно, в салоне находилась канистра с бензином, именно поэтому… Тут Горшенин несколько смешался, кашлянул и торопливо продолжил. Вскрытие показало, что мой муж скончался не от ожогов, как предполагалось вначале, хотя и ожогов вполне хватило бы, так как практически на сто процентов кожный покров поврежден и…
— Вы видели, в каком он состоянии, — точно извиняясь, добавил Петр Васильевич. Оказывается, Глеб умер от инфаркта. Приступ случился в машине, именно поэтому он и не справился с управлением. Налицо несчастный случай. Горшенин еще раз выразил мне сочувствие, и я поняла, что разговор окончен. Поднялась и, точно во сне, вышла из кабинета.
Что за чушь — у Глеба больное сердце? Он перенес операцию? Да это просто смешно. Какая, к черту, операция. Человек с больным сердцем избегает нагрузок. Глеб отличался отменным здоровьем, несколько часов в неделю проводил в тренажерном зале, а еще занимался подводным плаванием. Он легко сажал меня к себе на плечи и носился по пляжу, при этом не особенно задыхаясь. Разве такое возможно после операции? Чепуха… Все это подтверждает мои сомнения. К черту несчастный случай! Глеба убили… А канистра в салоне? Моему мужу в голову бы такое не пришло. Во-первых, он помешан на чистоте, во-вторых, всегда остро реагировал на запахи. Не помню, чтобы он когда-нибудь прихватывал канистру в салон.
Я села в машину и, не успев прикрыть дверь, набрала номер телефона.
— Слушаю. —
— Это я…
— Черт возьми, что у тебя с телефоном? Я пытался тебе дозвониться…
— Извини, забыла включить.
— Где ты? Надо встретиться.
— Я только что из милиции. Ты сможешь подъехать к скверу возле собора?
— Конечно. Буду там через десять минут. Я положила телефон на соседнее кресло и завела машину.
На дорогу я потратила гораздо больше десяти минут. Выезд с проспекта был перекрыт, пришлось добираться через мост. Когда я притормозила возле ограды сквера, Федор уже ждал меня, прогуливаясь по ближайшей аллее. Я бросилась к нему. Высокий, в длинном темном пальто нараспашку, с сурово сведенными у переносицы бровями, он выглядел хмурым и даже недовольным, но, несмотря на это, был фантастически красив.
Яркий блондин, со стального цвета глазами и смуглой кожей. Что может быть привлекательнее для огромного числа женщин?
— Здравствуй, — пробормотала я, подходя ближе. Он терпеливо ждал, сунув руки в карманы пальто.
— Черт возьми, ты же мне обещала, ты клялась, что это в последний раз… Какого дьявола… Я едва не свихнулся, когда узнал. Почему ты ничего не сказала? — Я обняла его за шею и уткнулась носом в грудь. С некоторой неохотой он поднял руку и погладил мое плечо. — Успокойся.
— Ты ничего не понял, — тихо сказала я. — Я его люблю. Я люблю его.
— Я это слышал много раз, — отстраняясь, ответил он, невольно поморщившись.
— Я люблю его…
— Хорошо, хорошо. Я не силен в психологии, как ты знаешь. Но ты мне обещала…
— Ты с ума сошел, — резко сказала я. — Ты ничего не понял. — Слезы брызнули из моих глаз, я развернулась и бросилась к машине, Федор догнал меня, схватил за плечи и рывком прижал к себе.
— Прости… так, значит… бедная моя девочка…
— Я не знаю, как мне жить, Феденька, — зашептала я, давясь слезами. — Я не хочу жить. Я так люблю его… это никогда не кончится…
— Успокойся. Пойдем сядем, вон там скамейка. Я узнал только сегодня, два часа назад. Почему ты не позвонила?
— Не знаю. Я сама не своя. Федя, что делать?
— О господи, — вздохнул он, — ну что тут сделаешь? Только надеяться, что боль пройдет. Ты же сама отлично знаешь, все когда-нибудь проходит.
— Это несправедливо, — прошептала я, — ведь я так люблю его . — Федор отвернулся, а я схватила его за руку. — Почему ты молчишь? Ты ведь думаешь, я это заслужила? Ты ведь так думаешь?
— Совершенно не важно, что я думаю. Важно, что я люблю тебя. И мне больно видеть, как ты страдаешь. И больно вдвойне, оттого что я не знаю, как тебе помочь.
— Тут ничем не поможешь, — вздохнула я. Он обнял меня и поцеловал в висок.
— Что в милиции? — спросил он минут через пять, когда я перестала всхлипывать и понемногу успокоилась.
— Ничего. Несчастный случай.
— Ты говоришь это таким тоном, точно тебя это не устраивает.
— Я не верю в несчастный случай.
— Что? — Глаза его полыхнули гневом. — Уж не хочешь ли ты сказать…
— Мне это даже в голову не пришло.
— Надеюсь, — усмехнулся он. — Должен тебе заметить, мне очень не нравится происходящее. Ты ничего от меня не скрываешь?
— Конечно, нет. — Он вглядывался в мое лицо, точно сомневаясь. Это вывело меня из терпения. — Какого черта ты так смотришь на меня? Ты что, мне не веришь?
— Я уже сказал, мне очень не нравится происходящее И мне невыносимо думать, что ты обманываешь меня.