Час пик для новобрачных
Шрифт:
Видение было столь отчетливым, что я невольно попятилась, резко повернулась и увидела лицо Глеба. Глаза его были скрыты очками, но лицо выглядело чересчур серьезным, правда, в ту же секунду он улыбнулся.
— Потрясающе, правда?
— Правда, — кивнула я, но поторопилась убраться подальше от опасного места, мысленно ругая себя на чем свет стоит. С какой это стати Глебу желать моей смерти? Чушь…
В последний вечер мы отправились в Хургаду с намерением изведать прелести ночной жизни города. В отель вернулись под утро. Я едва держалась на ногах от усталости. На веранде по соседству шумная компания что-то отмечала… В общем,
Автобус, который на следующий день должен был отвезти нас в аэропорт, отправлялся в шесть вечера, так что времени до отъезда было вдоволь, и Глеб за завтраком спросил:
— Чем займемся?
— Будем валяться на пляже. Номер необходимо сдать в двенадцать.
— Совершенно необязательно, — усмехнулся он и взял меня за руку. По тому, как он это сделал, стало ясно, что он имеет в виду.
По дороге в номер я рассудила, что это вполне логичное завершение знакомства. В конце концов, парень здорово потратился и имеет право на кое-какое удовлетворение. Развлекая себя циничными мыслями в том же духе, я отлично знала, что на самом деле хочу этого не меньше, чем он.
Мы вошли в его номер, он запер дверь, улыбнулся, точно извиняясь, а потом принялся меня целовать. Часа через два я с чувством воскликнула:
— Какого черта мы столько времени потратили впустую?!
А Глеб засмеялся.
На автобус мы, конечно, опоздали, пришлось ехать на такси. Регистрацию мы успели пройти за несколько минут до вылета, и, оказавшись в самолете, я самым бездарным образом уснула, уткнувшись носом в плечо Глеба (он и здесь проявил чудеса расторопности и сумел уговорить пожилую даму поменяться с ним местами).
Проснулась я, когда самолет пошел на посадку. В Шереметьеве началась суета, так что мы не успели сказать друг другу и трех слов. Меня встречал приятель с моим демисезонным пальто, перекинутым через руку, и прощание с Глебом вышло каким-то скомканным.
У него был номер моего сотового, у меня был номер его. По дороге домой, отвечая на вопросы своего приятеля об отдыхе в Египте, я вдруг почувствовала странную тоску при мысли, что никогда не увижу Глеба. Впрочем, я была совершенно уверена, что он позвонит в тот же день. Но он не позвонил. Это причинило мне невероятную боль. Я решила поскорее забыть о нем, но на третий день, ругая себя последними словами, позвонила сама. Совершенно напрасно, между прочим. Глеб не ответил. На вторую попытку меня уже не хватило. Сидя вечером одна в своей квартире и испытывая чувства, доселе мне неведомые, я вдруг с удивлением поняла, что влюбилась. Выходило, что Глеба стоило поблагодарить за то, что он не позвонил мне, потому что в чем в чем, а в любви, как мне тогда казалось, я нуждалась меньше всего.
Прошел еще один день. Я выходила из машины возле своего подъезда, когда услышала за спиной:
— Полина… — Повернулась и увидела Глеба. Он стоял, привалившись к новенькому “Шевроле”, и выглядел немного смущенным.
— Это ты? — ахнула я и выронила ключи. Мы одновременно наклонились за ними. Глеб взял меня за руку и вздохнул:
— Наверное, надо было предупредить… — И без перехода добавил:
— Я люблю тебя.
— Господи, — засмеялась я. — Господи… как я счастлива.
— Я с вещами, — заявил Глеб, как только мы вошли в квартиру. — В общем, на всю жизнь. Как ты на это смотришь?
— Я в восторге.
— А замуж за меня пойдешь?
— Куда ж деваться, если ты с вещами…
С тех пор мы не расставались. Через месяц поженились, и все это время я была абсолютно счастлива. Теперь, когда былое счастье оказалось утраченным навсегда, эти несколько месяцев представлялись мне самыми невероятными в моей жизни, повторить их никогда и ни с кем невозможно, и от этого мое горе казалось мне безграничным, а дальнейшая жизнь никчемной.
Утро опять выдалось солнечным, и это причиняло почти физическую боль, казалось, мне стало бы легче, погрузись весь мир в беспросветную мглу. Позвонила Светлана.
— Полинька, я заеду через полчаса. Я безразлично буркнула:
— Конечно.
Она приехала и, взглянув на меня, заплакала.
— Поля, так нельзя, надо держаться. Тебе ни в коем случае не следует оставаться одной…
— Нет-нет, — торопливо ответила я, боясь, что Светлана решит проводить со мной все время, а я теперь просто не способна кого-то видеть. — На самом деле все не так плохо. Пройдет месяц, два, и я начну привыкать. Все привыкают. Какие у нас дела? — облизнув пересохшие губы, спросила я, стараясь перевести разговор в другую плоскость. В сочувствии я совершенно не нуждалась.
— Надо сообщить родственникам, — начала Света, а я перебила:
— Получается, что сообщать некому. У меня родни нет, и у него тоже, если не считать отчима. Но ни его адреса, ни телефона в вещах Глеба я не нашла.
— Ясно, — вздохнула Светлана. — В конце концов, отчим не отец, можно сообщить позднее. Где он живет?
— В Екатеринбурге.
— Еще вопрос, смог бы он приехать… Скорее всего он пенсионер, дорога дальняя… — Светлана говорила что-то еще, но я не слушала, последнюю фразу ей пришлось повторять дважды, прежде чем я поняла, что она хочет. — Нужна фотография Глеба.
— Зачем? А, да… У меня только свадебная.
— Свадебная не подойдет. К тому же его лица на ней почти не видно…
— Другой нет.
— Как — нет? — не поняла она.
— Просто нет. И я, и Глеб терпеть не могли фотографироваться.
— Неужели нет ни одной фотографии?
— Нет, — теряя терпение, ответила я.
— На паспорте, на военном билете наконец…
— Документы он взял с собой.
— И военный билет?
— Наверное. В столе его нет.
— Все-таки это странно, — нахмурилась Светлана. — Ни одной фотографии…
— Странно, странно, — повторила я, цепляясь за это слово.
А ведь действительно странно. Человек умирает, и после него не остается никаких материальных подтверждений его недавнего присутствия на земле. Одна фотография, где он, точно нарочно, отвернулся. Странно… Отчего ж, все имеет свое объяснение. Умри я сегодня, и после меня тоже мало что останется. Та самая фотография, где я уткнулась лицом в цветы… Вот именно. Должно быть объяснение, должно…
Я поторопилась отделаться от Светланы. Как только за ней закрылась дверь, я вернулась в комнату Глеба и еще раз тщательно просмотрела бумаги в его столе. Ничего интересного. Документы, в которых чаще всего фигурировало мое имя, договор на аренду ячейки в банке — все это составлено уже при мне, здесь, в этом городе. О прежней жизни Глеба, до нашей встречи, мне практически ничего не известно. Он, конечно, делился со мной детскими воспоминаниями, забавными рассказами из веселой юности, но по большому счету это ничего не значило. Теперь это вдруг меня испугало.