Час совы
Шрифт:
– Да все у нас нормально, мам! Живем, как все.
– А можешь жить лучше всех. Вон у Катерины домина, какой! Мечта! Вся округа завидует. И двор, и птица, и машина импортная огромная. Как выезжает на дорогу, все мужики в ступоре стоят. А она такая ладненькая вся, аппетитная, одевается как с картинки. Я ее как-то встретила в магазине, спрашиваю: «Что ж ты, Катенька, замуж не выходишь?» А она глазки свои карие опустила, вздохнула тяжело и отвечает: «Без любви не хочу, а любовь моя далеко! Вы же знаете, тетя Люда!» И как ты тогда ей сердце
– Я как представлял, мам, что мне надо было каждый день ее папашу видеть, так вся любовь улетучивалась.
– Суровый был человек, никто ж не спорит. Но, вот и нет больше папаши. Свободна Катенька. Живет как сыр в масле. Жакузю себе какую – то во дворе устраивает…
– Джакузи?! – оживился благоверный. – Это круто, мам! Это моя мечта!
– А еще квартиру в Сочи купила. Сейчас, говорит, обставляет ее. Хоть одним глазком бы на квартиру эту взглянуть. Наверное, море с окна видно.
Людмиле надоело слушать, как совращают Ефима благами цивилизации и она вышла из тени.
– Ой, доця, ты позже мужа пришла. Виданное ли дело? Ну, ладно, я ему все на стол поставила, еды наготовила. А пришел бы один и сухую корку б жевал.
– Сам бы приготовил. Господ у нас отменили в семнадцатом году.
– Это что сейчас было, я не поняла? Да разве ж так жена должна мужа встречать?
– Мам, Люда устала, голодная, наверняка. Она же тоже работала.
Собеседники быстро разошлись по своим спальным местам. Людмила сделал вид, что сразу уснула. Ефим долго устраивался на своем спальном ложе, затихая на время, и вновь ворочаясь с боку на бок, издавая протяжные вздохи.
«…квартира в Сочи, джакузи во дворе…»
Донесся тихий всхлип. Люда поняла, что муж грезит о сытой спокойной жизни и пришла в уныние. Ей казалось, что у них с Ефимом идеальный брак, основанный на любви, дружбе, уважении и понимании всего, что происходит в их совместной жизни. Что им обоим не нужны ни дворцы, ни шикарные курорты. А поход в театр доставляет больше удовольствий, чем пресловутый ресторан с экзотической кухней. Они искренне радовались новому чайнику или настольной лампе. И равнодушно проходили мимо гламурных бутиков с сумасшедшими ценами.
И вот одной фразой разрушены все ценности и устои молодой семьи. Муж оказался слабым или не достаточно искренним, когда заверял Людмилу в прелестях аскетичной жизни.
Люська вспомнила ту далекую поездку в Прагу, когда она впервые увидела Ефима. Днем они любовались красотами Чешской столицы вместе с многочисленной группой соотечественников. Людмиле сразу приглянулся веселый, невысокий парень со смешным вихром на затылке. И он бросал на Люську заинтересованные взгляды. Люда, окрыленная мужским вниманием и новой яркой курткой, постоянно шутила и заливалась звонким смехом. Она была очарована городом, который столько лет мечтала увидеть. Но когда на знаменитых пражских курантах пропел золотой петушок, Люда заплакала от переполнявших ее эмоций.
И
Но Люда только улыбалась сквозь слезы и шептала, что счастлива.
Они вернулись в Прагу через год, уже вместе, и поздним вечером, когда схлынул большой поток туристов, Ефим пригласил ее прогуляться по уставшему городу. Они бродили, взявшись за руки, вспоминали поездку, когда впервые увидели друг друга, посидели в маленьком уютном кафе. А возле знаменитых часов, вместе с песней петушка, он попросил ее стать его женой, надев на палец кольцо с местными гранатами.
Люська окончательно распереживалась и не кому было поплакаться на искусительницу свекровь и предателя мужа. Она тихо роняла слезы под звуки работающего под грозой трактора.
«Нет, он любит меня и все в нашей жизни прекрасно. И летом мы поедем в Испанию, и маршрут мы с Фимой такой интересный выбрали. Вот только свекровь – искусительница уедет и все наладится…»
Эти мысли немного успокоили, но заснуть, никак не удавалось. Мешал голод, он становился все навязчивей. Запахи свежей сдобы, казалось, впитались в каждый сантиметр квартиры. Даже стена, в которую Люська уткнула свой нос, источала ароматы выпечки. И никакие уговоры, что для ее фигуры ужин в принципе вреден, а тем более пирожки и плюшки, Люське не помогали.
Пятясь уже привычным способом, по – пластунски, Людмила выползла на кухню. Она включила небольшое бра над столом и с трепетом подошла к кастрюле, куда свекровь сложила свои пирожки.
«Я только попробую, с какой они начинкой. Даже доедать не буду, просто надкушу. Этого хватит, чтобы притупить голод. А завтра утром доем. Утром можно, до работы пойду пешком».
Первый пирожок оказался с картошкой.
– Что же она в эту картошку добавила? – бормотала Людмила. – Вкус, какой – то необычный. Приятный.
Второй был с капустой. Но не с противной, белой, разваренной, какие продавали в небольшом кафе в вестибюле бассейна. В этом пирожке капуста немного хрустела, была тонко нарезана и щедро сдобрена томатной пастой.
– Умеет женщина печь, ничего не скажешь! Они там, на юге все знатные поварихи. То ли времени у них больше остается для кулинарии, то ли продукты вкуснее, – кивнула Люда. – А что это на столе стоит, прикрытое блюдом? Это уже сладкий… Вон как густо орешками присыпан. Сейчас тонюсенький кусочек отрежу, только для пробы…
Но тонко отрезать не получилось. Из пирога, вслед за ножом, стали выползать янтарные абрикосы.
– Ой, мой любимый – с абрикосами!
С наслаждением пережевывая таявший во рту шедевральный пирог, Людмила подошла к окну, полюбоваться ночным городом, и застыла с открытым ртом. Возле подъезда, она вновь увидела старую машину скорой помощи, рядом с которой стояли знакомые санитары. Только на этот раз, к ним присоединился некто третий. Все трое неподвижно стояли на тротуаре, подняв свои головы, и пристально смотрели на Люську.