Час волка

МакКаммон Роберт Рик

Мужчины заработали быстрее, перекинув через "Юнкерс" белые веревки и затягивая затем ими брезент. Потом, когда прибывшие на самолете и норвежцы забрались в грузовик, Херкс сел за руль и повез их от посадочной полосы в сторону побережья, двадцать пять к юго-западу.

Солнце уже серебрило на востоке небо, когда они ехали по узким грязным улочкам Юскедаля. Это был рыбацкий поселок, дома которого были построены из серых бревен и камней. Из труб вились тонкие струйки дыма, Майкл ощущал ароматы крепкого кофе и жирного бекона. Внизу, где скалы подступали к серо-голубому морю, на предрассветной приливной волне покачивалась маленькая флотилия лодок, снаряженных

сетями и готовых приступить к лову. Пара тощих собак лаяла и тявкала почти под колесами грузовика, и Майкл то тут, то там замечал фигуры, следившие за ними сквозь полуприкрытые ставни.

Чесна локтем толкнула его в бок и показала на гавань. Большая летающая лодка "блом-унд-фосс" со свастикой на хвосте скользила по гладкой водной поверхности ярдах в двухстах от берега. Она сделала два медленных круга вокруг рыбацкой флотилии, потом, взлетев, набрала высоту и исчезла в низко плывущих облаках. Нацистские хозяева наблюдают.

Херкс остановил грузовик перед каменным домом.

– Вы слезайте здесь, - сказал он Майклу, Чесне и Лазареву.
– Мы позаботимся о вашем грузе.

Ни Чесне, ни Майклу вовсе не хотелось доверять оружие и боеприпасы человеку, которого они не знали, но они не хотели идти на тот риск, что оружие может быть найдено, если поселок будут обыскивать люди из экипажа летающей лодки. Они с неохотой сошли с грузовика.

– Вы заходите туда, - Херкс показал им на дом. Двери его блестели от шеллака высушенных шкурок тюленьих бельков.
– Отдыхайте. Ешьте. Ждите. Он надавил на газ и порулил дальше по грязи.

Майкл открыл дверь и вошел. Волосы ему причесал маленький водопад серебряных колокольчиков, свисающих с притолоки, зазвеневших весело, как в канун Рождества. Колокольчики прошлись и по волосам Чесны и погладили щетинистую макушку Лазарева. Внутри дома было мрачно, пахло рыбой и высохшей тиной. По стенам были развешаны сети и кое-где на гвоздях висели вырезанные из журналов картинки. В глубине чугунной печки мерцал слабый огонь.

– Эй!
– позвал Майкл.
– Есть здесь кто-нибудь?

Заскрипели пружины. На старом коричневом диване лежала большая куча грязной одежды, куча эта зашевелилась и, когда вновь прибывшие уставились на нее, села, проминая диван.

– Боже мой!
– по-немецки выдохнул Лазарев.
– Что это?

Чем бы оно ни было, оно потянулось за бутылкой водки, стоявшей на полу рядом с собой. Большая смуглая рука вынула откупорила бутылку, подняла ее, и послышались звуки булькания жидкости. Затем отрыжки. Куча попыталась встать и, поднявшись, оказалась значительно выше шести футов.

– Пожалуйте!
– Голос был хриплый и пьяный. Женский голос. Пожалуйте!
– Она подошла к ним, в красноватые отблески печки. Доски пола под ней жалобно скрипели, и Майкл удивился, что они вообще ее держали. В этой женщине было, должно быть, не менее двухсот пятидесяти фунтов веса и, вероятно, шесть футов и два дюйма роста. Она приблизилась к ним, колышущийся передвигающийся холм.
– Пожалуйте!
– сказала она еще раз, пьяным заплетающимся языком. Широкое морщинистое лицо ощерилось в улыбке, демонстрируя рот, в котором торчало лишь три зуба. У нее были светло-голубые глаза миндалевидной эскимосской формы, кожа медно-коричневого цвета и гладкие прямые волосы, остриженные будто бы по горшку, бронзово-рыжеватого цвета: смесь, как понял Майкл, эскимосских и нордических генов, боровшихся между собой за преобладание. Она явно была очень необычной женщиной, и стояла с ухмылкой, завернувшись

в складки разноцветного одеяла. Майкл решил, что ей около сорока лет или даже больше, судя по морщинам и седине в рыжих волосах.

Она предложила им бутылку водки.

– Пожалуйте?
– спросила она, в одной ноздре у нее торчала золотая булавка.

– Пожалуем!
– сказал Лазарев, принимая бутылку из ее рук, и глотнул огненной жидкости. Он задержал дыхание, потом уважительно энергично выдохнул и хлебнул еще раз.

Майкл поспешил высвободить бутылку из его пальцев и вернуть ее женщине, которая облизнула горлышко и тоже сделала глоток.

– Как вас зовут?
– спросила Чесна по-немецки. Женщина покачала головой.
– Ваше имя?
– испытала она свои познания в норвежском, который знала очень слабо. Затем прижала руку к своей груди.
– Чесна.
– Показала на Майкла.
– Майкл.
– Потом на довольного русского.
– Лазарев.

– А!
– радостно закивала женщина. Она показала между своих массивных бедер.
– Китти!
– сказала она.
– Пожалуйте!

– Мужчина на ней, однако, будет иметь чертовские сложности, глубокомысленно заключил Лазарев.

Хижина была хоть и не совсем чистой, но зато теплой. Майкл снял с себя парку и повесил на крючок на стене, в то время как Чесна продолжала попытки общения с огромной, изрядно подвыпившей эскинордкой. Все, что ей пока удалось понять, это то, что эта женщина живет здесь и что у нее есть еще много бутылок водки.

Дверь открылась, зазвенели колокольчики, Херкс прикрыл ее за собой.

– Ну!
– сказал он, стащив с себя шубу.
– Вижу, вы уже познакомились с Китти!

Китти ухмыльнулась, допила бутылку и с шумом повалилась на диван.

– Она несколько не в ладах с мебелью, - как бы извиняясь заметил Херкс, - но довольно мила. Кто из вас старший?

– Я старшая, - сказала Чесна.

– Хорошо.

Херкс стал разговаривать с Китти на певучем диалекте, который для Майкла звучал смесью ворчаний и причмокиваний. Китти кивала, ухмылка у нее исчезла и она стала рассматривать Чесну.

– Я сказал ей, кто вы, - сказал Херкс.
– Она говорит, что ожидала вас.

– Ожидала?
– Чесна потрясла головой.
– Не понимаю.

– Китти берется доставить вас на остров Скарпа, - пояснил Херкс. Он залез в шкафчик и вытащил оттуда коробку с песочным печеньем.

– Что?
– Чесна посмотрела на женщину, которая закрыла глаза и улыбалась, пустая бутылка лежала у нее на животе.
– Она... она же пьяница!

– Разве? В такое время всем нам приходится выпивать.
– Он взял со стола побитый кофейник, потряс его, чтобы взболтать жидкость, затем поставил на печку.
– Китти знает море и знает остров Скарпу. А я ничего не понимаю в лодках. Я даже не умею плавать. Что, впрочем, вам тоже не пригодится, если вы столкнетесь с миной.

– Значит, вы говорите, что если мы хотим попасть на Скарпу, то должны доверить ей свои жизни?

– Именно так, - сказал Херкс.

– Скарпа!
– глаза Китти открылись. Голос стал низким, горловым рычанием.
– Скарпа плохо! Патуу!
– Она сплюнула на пол.
– Нацистские парни! Патуу!
– Еще один плевок шмякнулся на грязный пол.

– У Китти, - продолжал Херкс, - есть здесь своя лодка. Она была лучшей рыбачкой на сотню миль вокруг. Она говорит, что раньше могла слышать, как поют рыбы, и когда выучила их песни, то стала сама петь им, и они тогда плыли в ее сети тоннами.