Час зверя
Шрифт:
Оттуда, снизу, где упиралась в камень стопа, послышалось вдруг хихиканье: «Хе-хе-хе!» Тихий голос позвал:
— Нэнси!
Из-под карниза скакнула к ней горгулья. Белая рука из обтесанного камня ухватила девушку за щиколотку. Усмехающееся идиотской усмешкой лицо рассеклось посредине, гостеприимно распахнув челюсть. Хохочет, пронзительно визжит от смеха.
Нэнси вскрикнула. В ужасе вцепилась в собственные волосы. Попыталась высвободить ногу из цепкой каменной хватки.
Еще мгновение она висела в воздухе, каким-то образом цепляясь
Навзничь рухнула в ночь.
Значит, и это его не миновало. «Все, — подумал Зах. Все у него отбирают».
Девушка — как ее, Эйвис — прижималась к стене у самой двери. Лицо бледное, точно известка. Он следил, как дрожат ее пальцы, как прикасается блестящий ноготь на среднем пальце правой руки к продольной расселине у косяка. Костяшки красные. На тыльной стороне ладони глубокие поры. Волосы, грязновато-белые, рассыпались по плечам.
— Черт побери! — пробурчал он.
С силой воткнул дуло пистолета в спину девушки, заставив ее тихонько всхлипнуть. Поморгал, пытаясь избавиться от мусора в голове, от всей этой чуши. Дотянулся до дверного замка, распахнул дверь, выглянул в коридор. Лампы-шары под потолком, яркий свет, можно в подробностях разглядеть шероховатую поверхность деревянных перил.
— Все в порядке! — прошептал он. — Иди!
— Пожалуйста, — повторила девушка. Нехотя двинулась с места, держа руки над головой. Она все время плакала. Чистые капельки слез на щеках, никакой косметики. Водица собирается в оправе огромных очков. — Пожалуйста.
— Пошла, ну! Еще одно слово — и я тебя пристрелю!
Схватив девушку за тонкое предплечье, он вышвырнул ее в холл. Быстро вышел вслед за ней, прикрыв у себя за спиной дверь.
Зубы сжаты, злобным взглядом сверлит спину девушки, подталкивая ее к лестнице. Черт бы ее побрал, придется пройти еще и через это. Убить ее без помощи наркотика, без видений. Со всеми подробностями. Вся эта чушь будет вечно стоять у него перед глазами. Пятна крови. Мольбы о пощаде. Вся прелесть последней ночи погублена. Погублена безвозвратно. Такую кару назначил ему Иисус.
Сердитый взгляд сосредоточился на корнях ее волос. Волосы Эйвис слегка завивались, спускаясь на ворот свитера. Родинка на шее. Тоненькая, хрупкая шея. «Непременно ей понадобилось убираться, — ворчал про себя Зах. — Поджарить мне омлет, хвататься за то, за другое… Господи, вот идиотка». Теперь она знает все. Выбора нет. Придется ее убить.
Зах ткнул ее кольтом в позвоночник — девушка, всхлипнув, изогнулась всем телом. Он крепко ухватил ее за плечо и с силой толкнул вперед.
«Маленький, маленький, Господи, мой маленький малыш», — мысленно повторяла она. Рыдания перешли в истерику, сквозь затуманенные очки ничего не видно, разум плывет. Как он может так поступать? Как может такое происходить в мире? Она не могла ни на чем сосредоточиться,
Надо что-то придумать, малыш, надо соображать…
Зах крепко держал ее за плечо. Больно, ногти проткнули свитер, впились в тело. Жестокое металлическое дуло давит на позвоночник. Жгут спину раскаленные глаза.
Как он может, как может, мой малыш…
Он швырнул ее к стене у двери квартиры. Удар едва не сбил Эйвис с ног. Закашлялась, согнулась, обессилела от слез. Как может он — как может кто-то — поступать вот так, делать такое?
Думай!
— Открывай! — приказал Зах.
— Нет! — проскулила Эйвис, но тут же подчинилась ему, нащупала в кармане ключи. Вспомнила, как ворочается в кроватке малыш. Тихонько покряхтывает, просыпаясь. Что он сделает, Зах? Как он решит, увидев младенца? Неужели такое может произойти?
Едва Эйвис достала из кармана ключи, Зах выхватил их, нацелил на нее револьвер — девушка тупо смотрела в черное дуло. Зах отпер дверь. Украдкой оглядел по-прежнему пустой коридор.
«Кричи! — приказала она себе. — Может быть, стоит только крикнуть!..»
Но он уже вновь вцепился ей в плечо. Втолкнул в гостиную. Споткнувшись, она вылетела на середину комнаты, услышала, как захлопнулась за ней дверь, отрезая путь к бегству. Тело сотрясалось от рыданий. Зах резким щелчком включил свет.
Эйвис сморгнула. Провела рукой по верхней губе, утирая сопли. Попыталась заглушить рыдания.
«Оглянись по сторонам! — приказала себе. — Думай!»
Осмотрелась сквозь тусклые от слез очки. Взгляд обежал голые стены. Белые стены с кругами от влаги, трещинами в штукатурке, будто расщелины от удара молнии. Складной столик да стул, спартанская обстановка…
Оглядись! Оглядись хорошенько!
Здесь нет ни одной приметы! Как же она раньше не сообразила: никаких признаков присутствия младенца. Все вещички малыша в детской, а дверь в детскую притворена. Она ни разу не упомянула о сынишке. Там, внизу, пока болтала, ни разу не упомянула о своем малыше. Зах понятия не имеет, что у нее есть ребенок.
Думай же, думай!
Если удастся не впустить его в детскую, если удастся как-то отвлечь его…
Думай! Думай! Думай!
Если бы только она могла думать! Если бы могла!
Одной рукой Зах схватил стул. Вытолкнул его на середину комнаты. Глаза раскосились. В голове все плывет. Эта комната. Каждая мельчайшая деталь. Разваливается на кусочки, обломки, подробности. Господи, подробности так и кишат, точно черви в покойнике. Заползают в глаза, копошатся в мозгу. Стены, чересчур белые стены. Прямоугольное окно, вечерняя синева. Влажные отпечатки, точно от сальных рук. Паркетины сложились на полу в причудливый узор.