Чаща
Шрифт:
— Я буду хорошо себя вести, — упрашивал он.
— Ты должен остаться и приглядеть за Маришей, — промолвил принц, поглаживая сына по голове. Он обернулся к принцессе, вгляделся в ее спокойное, серьезное лицо. Целовать жену он не стал, лишь коснулся губами ее руки. — Я вернусь как только смогу.
— Я подумываю, не увезти ли детей в Гидну, сразу после похорон, — промолвила принцесса. Я смутно вспомнила, что так называется город, откуда она родом: океанский порт, через этот брак доставшийся Польнии. — Морской воздух пойдет им на пользу, а мои родители Маришу со времен крещения не видели. — Судя
— Я не хочу в Гидну! — запротестовал мальчик. — Ну, пап…
— Довольно, Сташек, — промолвил принц. — Как сочтешь нужным, — согласился он с принцессой и обернулся к Алоше: — Ты благословишь мой меч?
— А стоит ли? — мрачно отозвалась она. — Зачем ты во все это ввязываешься? После нашего вчерашнего разговора…
— Вчера был жив мой отец, — отозвался принц Сигмунд. — Сегодня он мертв. Как ты думаешь, за кого проголосуют магнаты, если я предоставлю Мареку сокрушить роскую армию?
— Так пошли кого-нибудь из генералов, — предложила Алоша. Она не то чтобы спорила — она просто тянула время, подыскивая хоть какой-нибудь убедительный ответ. — Как насчет барона Голышкина?
— Не могу, — вздохнул принц. — Если я не поеду на войну во главе армии — поедет Марек. Думаешь, среди наших генералов найдется хоть один, который дерзнет встать поперек дороги герою Польнии? Песня о нем звенит по всей стране.
— Только полный дурак посадит Марека на трон вместо тебя, — буркнула Алоша.
— Люди дураки и есть, — отозвался Сигмунд. — Так дай мне благословение и пригляди за детьми, пока меня не будет.
Мы видели в окно, как он уезжал со двора. Дети вскарабкались на скамеечку и, вытягивая шеи, глядели поверх подоконника. Их мать застыла сзади, положив руки на их головенки, золотистую и темную. Сигмунда сопровождал небольшой отряд — его личный эскорт. Знамя с алым орлом на белом фоне развевалось по ветру. Алоша молча провожала их глазами, встав у соседнего окна вместе со мною. Затем обернулась ко мне и угрюмо заметила:
— Всему есть цена.
— Да, — тихо и устало подтвердила я. Мне казалось, сполна мы еще не расплатились.
Глава 24
Силы окончательно меня покинули: мне хотелось только одного — спать. Алоша велела мне прилечь прямо здесь, в комнате, несмотря на то, что принцесса поглядывала на меня с сомнением, — и я заснула на мягком коврике у камина. По шерсти были вытканы странные пляшущие узоры в виде громадных округленных дождевых капель, а может, слез. Под ковром ощущался жесткий каменный пол, но я так измучилась, что мне было все равно.
Я проспала весь вечер и всю ночь и проснулась с рассветом: усталость никуда не делась, но в голове немного прояснилось, а мои опаленные молнией ладони казались прохладными на ощупь. Глубоко внутри меня снова струилась магия, журча и замедляясь на перекатах. Кася заснула на коврике в изножье кровати. Сквозь полог я смутно различала принцессу и прижавшихся к ней детей. По обе стороны двери дремали два стражника.
Алоша сидела на стуле у огня с алчным мечом на коленях и вострила его пальцем. Я чувствовала, как шуршит ее магия:
— Чего ты боишься? — спросила я тихо.
— Всего, — призналась Алоша. — Чего угодно. Во дворце порча, король мертв, Балло мертв, наследного принца выманили на поле боя, где всякое может случиться. Давно пора вспомнить об осторожности. Если я и не посплю ночку-другую, что с того? Тебе лучше? — Я кивнула. — Хорошо. Слушай меня: нам надо искоренить порчу во дворце, причем быстро. Не верю, что мы с ней покончили, когда уничтожили книгу.
Я села, обняв колени:
— Саркан считает, это все-таки королева. Что ее… пытками заставили помогать Чаще, даже притом что порчей она, возможно, и не затронута. — Я гадала про себя: а что, если Саркан прав? Вдруг королева тайком пронесла во дворец крохотный золотой плод, сорванный в Чаще, и теперь где-нибудь в темном уголке дворцовых садов из земли проклюнулся тоненький серебристый побег — и распространяет порчу повсюду вокруг… У меня такое с трудом в голове укладывалось: как королева могла настолько позабыть свою прежнюю суть, чтобы принести с собой Чащу и обратиться против собственной семьи и своего королевства?!
— Возможно, ее и не понадобилось так уж сильно пытать, чтобы она пожелала смерти своему мужу после того, как он на двадцать лет бросил ее в Чаще, — откликнулась Алоша. — И старшему сыну, вероятно, тоже, — добавила она. Я протестующе дернулась. — Я вижу, Марека она на войну не пустила. В любом случае, мы вправе сказать, что за всеми этими событиями стоит королева. Ты можешь наложить на нее это ваше «Призывание»?
Я молчала. Мне как наяву представилась тронная зала — я ведь тогда и сама думала воспользоваться «Призыванием». А вместо того я представила двору иллюзию, театральное представление, чтобы добыть помилование для Каси. Похоже, это все-таки было ошибкой.
— Боюсь, одна я не справлюсь, — отозвалась я. Мне казалось, «Призывание» и не предназначено к тому, чтобы налагать его в одиночестве — как будто правда ничего не стоит, если не разделить ее с другими; можно выкрикивать правду в воздух до бесконечности и потратить на это всю свою жизнь, если к тебе так никто и не прислушается.
Алоша покачала головой:
— Я не смогу тебе помочь. Я не оставлю принцессу и королевских детей без охраны, пока не переправлю их в Гидну живыми-здоровыми.
— Мне мог бы помочь Солья, — неохотно проговорила я. Мне меньше всего хотелось налагать заклинание вместе с ним, снова дав ему повод прощупать мою магию, но ведь его талант прозрения, вероятно, сумеет усилить чары.
— Солья, — неодобрительно повторила Алоша. — Ну, он, конечно, болван, но он неглуп. Попробуй обратиться к нему. Если нет, ступай к Рагостоку. Он не так силен, как Солья, но, глядишь, и справится.
— А он станет помогать мне? — с сомнением промолвила я, вспоминая диадему на челе королевы. Да и меня Рагосток здорово невзлюбил.