Чаша бурь
Шрифт:
— Да.
— Странно. Этруски исчезли. Атланты — тоже…
— Что же тут странного? Многие племена и народы исчезали, или постепенно начинали говорить на другом языке, или становились известны позже под другим именем. Примеров много.
— Но атланты исчезли совсем!
— Римляне тоже исчезли, однако ты похожа на Ливию, жену императора Августа.
— Какая она?
— Я покажу тебе ее… — И я полез в книжный шкаф, достал альбом с репродукциями, раскрыл его и подал Валерии.
— Нет, не похожа… так, чуть-чуть. Один человек говорил мне, что он похож на атланта.
— На атланта? Кто?
— Не могу сказать… я дала слово.
— Ладно. Будем надеяться, что он тебя не обманул. Вообще-то ни одного портрета или даже описания до нас из Атлантиды не дошло.
— И
— Нет. Но есть предположения. Впрочем, зыбкие. Кто-то писал, что Египет был колонией Атлантиды и царствовавшие там династии сохранили внешнее сходство с колонистами-атлантами.
— То есть атланты похожи на египтян?
— Да. Среди фараонов много блондинов. Например, Рамзес, войска которого потерпели поражение от хеттов. А хетты жили уже в Восточной Атлантиде, в Малой Азии. Можно подумать, что после гибели атлантов их далекие потомки-египтяне продолжали воевать со своими давними, доисторическими врагами в лице хеттов. А у хеттов и этрусков много общих слов… Корень зла, посеянный войнами атлантов, давал всходы после их гибели.
— Корень зла?
— Это образ. Не более того. Хетты и этруски мыслили образно.
НЕПРОШЕНЫЕ ГОСТИ
Валерия поднялась со скамейки, спросила:
— Ты не был в Италии?
— Нет, ни разу.
— Я думала, ты…
— Это не так уж важно. Захотел бы — поехал.
Я стал удерживать ее, но она пересилила меня, поднялась, и мы пошли по бульвару, где сейчас было пустынно, темно, только за чугунной литой оградой светились окна. В метро было тоже необыкновенно пусто. Я проводил ее до подъезда. В свете дальних фонарей руки ее казались необыкновенно белыми, а губы еще сохранили выражение почти детской обиды с той минуты, когда я так некстати вспомнил о кроманьонцах. Нет, это мне показалось, разумеется…
После таких вот встреч я всегда возвращался пешком, иногда окружным путем по Новопетровской улице, по темным аллеям парка, над берегом заросшего рогозом ручья у железнодорожной насыпи. И я хотел было идти, да вдруг раздумал и свернул к метро. Через несколько минут я был у своего дома, на лестнице столкнулся с какими-то типами, бесшумно выскользнувшими из подъезда. Поднялся к себе, открыл дверь и сразу уловил запах сигаретного дыма. Я особенно чувствителен к нему, потому что два года назад бросил курить. Дверь в комнату распахнута. На столе, на подоконнике — раскрытые книги. На полу — гранки моей статьи о культе леопарда в Чатал-Гююке. В пепельнице — окурок. На широком подоконнике стоит полупустая бутылка минеральной воды. Я пробежал глазами страницы. Книги были об Атлантиде. Ту, что лежала на столе, написал профессор Жиров, которого я хорошо знал. Вторую книгу, на подоконнике, написали два зарубежных автора. (Думаю, они выполняли заказ фирм, обслуживающих туристов на Крите, потому что вопреки старым и новым фактам умудрились доказать, что Атлантида располагалась на Санторине и Крите, в Средиземном море.) Что-то еще было в моей комнате не так. Я прилег на тахту, стал думать о своем. Едва слышный шорох поднял меня с постели, я в два прыжка очутился на кухне и увидел на моем обеденном столе три стакана с недопитым чаем. На газовой плите стоял горячий чайник. Стаканы были теплыми.
Что происходит? Кто-то интересуется Атлантидой. Но не только. Изучают меня, мои книги, мои рукописи. Я мог бы застать нежданных гостей, если бы пришел минутой раньше.
Открыл дверь ванной. Окунулся под холодную струю, вытер лицо полотенцем, которое мне подарила Валерия, стал вытирать руки. Вдруг в настенном зеркале над раковиной мелькнула едва различимая тень. Я замер. Дверь в коридор была открыта, и там, в крохотной прихожей, произошло необъяснимое движение. Снова промелькнула тень. Но на этот раз я увидел глаза. Точнее, их отражение в зеркале. За моей спиной, стараясь остаться незамеченным, некто наблюдал за мной, словно я был зверем, которого надо загнать в ловушку. Чужие зрачки тут же исчезли. Я обернулся. Никого не было. Вышел из ванной в кухню. Стаканов на столе не было. Они оказались на полке, чистые, вымытые. И чайник исчез с плиты, перекочевав на свое место, на низкий столик у посудного шкафа. Ворвался в комнату, увидел, что гранки лежат на письменном столе, книги встали на свое место, кто-то возвратился сюда только затем, чтобы навести в моей квартире порядок. Стоп. А разве могла быть другая причина?
Да, могла. На стаканах остались отпечатки пальцев. Мои гости уничтожили их, вымыв посуду. На целлофановых переплетах книг могли остаться улики. Вот оно что! Стало проясняться… они рассчитывали, что я пойду пешком от дома Чировых на улице Сурикова. Я же проехал остановку на метро. Ну-ка посмотрим, ничего они здесь не забыли, в чужой для них обители, где и развернуться-то негде по-настоящему? Прошел к входной двери и заметил ключ. Да, это так: я запер дверь и оставил его в замочной скважине с внутренней стороны. Иначе быть не могло: давняя привычка. Этого они не учли. Надо было вынуть ключ, тогда я не догадался бы, кто ко мне пожаловал. Вывод следовал неожиданный. Они не открывали мою квартиру, когда вернулись, чтобы замести следы. Они прошли сквозь стену. В самом прямом смысле этого слова. Хотя, разумеется, объяснять это нужно с упоминанием тоннельного эффекта в макросистемах, вероятности перехода, искривления пространства в живых системах и за их пределами и еще чего-то, что я понял давно и так, без всяких прописных сигм и криволинейных интегралов. Когда я летел в сторону восхода солнца, к самому Тихому океану, именно так появилась в салоне моя сестра.
И в самшитовых джунглях я повторил тот же прием, когда выискивал на отвесной каменной стене точку опоры, чтобы броситься вниз, в бутылочно-голубоватую воду. С тех пор так и остался для меня неясным вопрос: доски подо мной провалились сами или кто-то помогал этому?
И все же я ошибался… Потому что пренебрегал принципом Оккама. Увидеть себя со стороны непросто, совсем непросто. Преодолеть глухую стену… Что ж, я допускал такую возможность, для этого, правда, нужно нечеловеческое усилие. Гораздо проще — выйти из моей квартиры, оставив ключ внутри. Затем повернуть его — бесконтактно, так сказать. Дверь окажется запертой. Точно так же можно вернуться, замести следы и снова исчезнуть. С ключом и замком такие штучки проделать гораздо проще, чем с самим собой.
К чему им мои книги об Атлантиде? Любопытное совпадение. Об атлантах говорила Валерия, один из них ей лично представился… И тут меня словно обожгло. Это мог быть такой же атлант, как я — этруск. Разве нет? Похож внешне, да, это само собой. Но не тянется ли нить из прошлого, из самой Атлантиды? Как тянется явственно до боли такая же нить из Этрурии.
Я вернулся в комнату, погасив в прихожей свет, и мне почудились шорохи, неясные звуки, восклицания. Нет, это скорей всего нервы. Никого там не могло быть. Ко мне явились инопланетяне, но не атланты. Призраки, живые привидения, их главный закон — не оставлять следов, не нарушать обыденного распорядка в нашей жизни, даже, возможно, поддерживать его всеми силами. Так им легче работать, следить за нами и, главное, за нашими контактами с другими инопланетянами, так похожими на нас.
Я бросил рассеянный взгляд на фреску. Этруск на ней кивнул утвердительно головой. Или я так захотел спать?..
А на стене прямо над этрусской фреской горел светлый квадрат. Точно лист бумаги приклеили к обоям. Я сосредоточился и произнес: «Если появление квадрата на стене означает, что мое пожелание будет выполнено, пусть эти люди или призраки больше не переступят порога моего дома».
Угадал ли я? Этого я не знал наверняка. Но что-то подсказало мне: светящийся квадрат — этрусский.
РАЗГОВОР С АТЛАНТОЛОГОМ
В те дни я искал человека, с которым можно было бы продолжить разговор об этрусках и атлантах. Ибо история с контактами вела в Этрурию, к предкам ее первопоселенцев, но те, в свою очередь, были современниками атлантов. Земля заселена; зато в космосе есть звезды и новые, пустынные планеты. В стародавнее время корабль унес не только живые клетки людей побережья, но и успел освоить информацию — и она была передана затем потомкам этих людей. С ними, потомками, я уже встречался.