Чаша гнева
Шрифт:
– Эх, трубадур, трубадур, – проговорил с печалью Робер, присаживаясь около тела. Болт вонзился точно под левую лопатку, остановив биение сердца. – Пусть Господь примет твою душу!
Более ничего он сделать для своего спутника не мог. Оставаться вблизи замка было опасно. Несмотря на сгущающуюся тьму, арбалетчики со стен Лезу могли еще попасть в беглеца, а пользоваться Чашей рыцарь более не хотел, ощущая, что скоро сгорит сам.
Поднявшись на ноги, Робер зашагал на юг. Размышления о том, как он доберется до Святой Земли, не имея ничего, кроме
Под сапогами хрустели мелкие камушки. Ночь опускалась на землю, неся с собой прохладу.
12 февраля 1208 г. Овернь, окрестности города Орийяк
Левая нога зацепилась за кочку, и Робер, потеряв равновесие, чуть не упал. Остановился, судорожными вдохами гоняя воздух через горло, и осмотрелся. Почти двое суток он шел, не останавливаясь. Преодолевал кручи и ущелья, спускался по пологим склонам, и брел вдоль неутомимо журчащих ручьев.
Местами горы были непроходимы, и его сильно занесло к западу от первоначального пути на Марсель. Но Робер был этому даже рад, понимая, что здесь его вряд ли будут искать.
В отличие от пути к ближайшему командорству, где беглого рыцаря будут разыскивать особенно тщательно.
Людей он после бегства из замка Лезу не встретил, и это было даже к лучшему. Одинокого путника попытались бы ограбить даже крестьяне, а из оружия у него была лишь Чаша, пускать которую в ход против людей, что поднимать меч на ребенка.
От голода сводило живот, слабость превращала мышцы ног в кашу, глаза закрывались, и только сила Чаши, пылающей на боку слитком раскаленного железа, помогала Роберу продолжать путь. Временами он проваливался в забытье, выныривая из которого, обнаруживал, что все так же переставляет ноги.
Пользуясь силой Чаши, он становился доступен ее разуму. Голос, звучащий не в ушах, а во всем теле, подобно реву пожара, время от времени обрушивался на рыцаря, заставляя его содрогаться.
Чаша пыталась соблазнить человека собственной силой.
Робер сопротивлялся. Его одолевали видения, яркие и живые, объемные и красочные, похожие на то, что он видел, когда Чаша первый раз заговорила с ним, и в то же время – куда более страшные.
Сил на то, чтобы сопротивляться, оставалось все меньше.
Еще несколько дней, и в небеса взлетел бы новый Ангел, несущий в руках Гнев Господень. Вылил бы он свою Чашу на солнце, и вся Европа вскоре стала бы Содомом и Гоморрой. Какой город похвастается тем, что нет в его стенах грешников? Что за монастырь, в котором найдутся семь праведников?
Но то, что Робер видел сейчас, видением не было. Проклятые горы Оверни, в которых он едва не потерял жизнь, закончились. Впереди, простираясь на юг, лежала долина, далеко-далеко сверкала под солнцем река.
Оставалось только спуститься туда.
Сжав зубы, Робер оторвал ногу, которую кто-то, похоже, превратил в камень, затем вторую. Сознание плыло от боли в стертых ступнях, разум мутился, но цель была видна.
И он знал,
13 февраля 1208 г. Руэрг, берег реки Трюйер
Крошечное, в десяток домов селение возникло впереди так внезапно, что Робер невольно остановился, подозревая, что это очередной мираж. Ночью он все же поспал, прямо на земле, и хотя замерз, чувствовал себя несколько бодрее.
Но доверять собственным чувствам все еще не мог.
Протер глаза, но селение никуда не исчезло. По сторонам от него лежали поля, голые по зимнему времени, позади домиков весело взблескивала речушка, та самая, что он видел с гор.
А на ведущей к домам тропе, пристально глядя на Робера, стояли двое мужчин. В черных ризах, с бледными истощенными лицами, они походили друг на друга словно братья. Старший выглядел ветхим, точно само время, младший еще был крепок, и сквозь седину в его волосах просвечивала смоль.
Бежать было поздно, да и незачем.
Робер сделал несколько шагов вперед.
– Мир тебе, во имя Духа Святого, – сказал старший из встретившихся ему мужчин, обладатель глаз пронзительнейшей голубизны. Казалось, что небо просвечивает сквозь его голову. В его взгляде плескалась такая кротость, что Робер ощутил себя перед святым. – Мы ждем тут именно тебя.
– Меня? – удивился Робер, и тут же зашелся злым, лающим кашлем. Ночевка на голой земле даром не прошла. – Что может быть нужно от рыцаря Храма тулузским еретикам [264] ?
264
одно из названий катаров, данное им современниками
Сомнений не оставалось, перед ним были странствующие проповедники странного учения, за последний век почти полностью покорившего южную Францию. С их товарищами Роберу довелось встречаться прошлой осенью, и эти "ткачи" мало чем отличались от тех.
– Покамест ничего, – спокойно ответил старший из катаров. – Но мы предпочитаем называть себя Добрыми Людьми. Мое имя Сикард, а моего друга зовут Аймерик.
– Вы, похоже, знаете, кто я такой, – зло улыбнулся Робер. – Клянусь Господом, скоро я подумаю, что каждый серв от Рейна до Пиренеев знаком со мной!
– Клянясь, ты совершаешь грех! – строго сказал Сикард. – Сказано в Писании: "Не поминай имя Господа своего всуе!". А имя твое нам неизвестно. Дух открыл нам лишь место встречи…
– Зовите меня брат Робер, – проговорил молодой нормандец, ощущая, как в его животе ополоумевшие от голода кишки принялись грызть друг друга. – Но вам-то что от меня нужно?
– Мы хотим спасти тебя, – просто ответил Сикард.
– От кого?
– Для начала – от голода, а затем – от воинов епископа клермонского, который за что-то на тебя обижен, – старший из еретиков произнес все это совершенно серьезно, без тени улыбки. – Иди ты так, то попадешь в их руки еще до полудня.