Чаша гнева
Шрифт:
– Накинь-ка капюшон, брат Робер, – проговорил Ламбер, к которому вернулась обычная осторожность.
Рыцарь последовал его совету, и вовремя. Из-за поворота показалась многолюдная процессия. Впереди всех ехал Кадок, при виде которого Робер вздрогнул. Губы главы королевских наемников были плотно сжаты, а на лице застыла маска надменности.
За Кадоком следовало десятка полтора конных сержантов и рыцарей. Все они были с обнаженным оружием, во взглядах, кидаемых во все стороны, читалась подозрительность.
Путники, чтобы не быть затоптанными,
За рыцарями на каурой лошади ехал просто одетый человек мощного телосложения. На красном лице сияла довольная улыбка, его можно было бы принять за купца или небогатого рыцаря, если бы не омюс [245] , подбитый горностаем.
Затаив дыхание, наблюдал Робер, как проезжает мимо Филипп, Божией милостью король Франции, прозванный Завоевателем.
Место рядом с королем занимал пожилой рыцарь в алом плаще Ордена Госпиталя. Постное, гладко выбритое лицо не выражало ничего, а взгляд иоаннита был острым, точно наконечник копья.
245
головной убор в виде чепца с пелериной
Замыкали процессию еще с десяток конных воинов.
– Кто это был? – сглотнув комок в горле, спросил Робер, когда последний из всадников скрылся в направлении Малого моста.
– Который?
– Госпитальер, – Робер невольно поежился, вспоминая пронизывающий взор рыцаря в алом плаще.
– Это брат Герен, – охотно ответил Ламбер. – Первый советник короля. И чего он тебе дался? Идем лучше!
Миновав еще пару кварталов, которые почти сплошь занимали богатые лавки, они вышли к мосту. Этот оказался гораздо больше, чем тот, по которому Робер проходил вчера, и держал на каменной спине многочисленные здания.
– Мост Менял! – гордо сказал Ламбер. – Если у тебя в кармане водятся деньги, то лучше всего идти с ними сюда!
По другую сторону реки, слева от моста, берег целиком занимали причалы и склады парижского порта. Воду покрывали многочисленные лодки. Над домами правого берега тут и там, образуя настоящий лес, поднимались к бледно-голубому небу дымы из труб.
Перейдя мост, почти сразу свернули направо.
– Это была улица Сен-Дени, – сообщил Роберу школяр, – и если идти ей дальше, то по левую руку будет рынок. Такой, какого ты в жизни не видал! Самый большой во всем мире!
Робер улыбнулся, и ничего не стал говорить о торжищах Иерусалима или Акры, рядом с которыми рынки Франции – не более, чем убогие лавчонки.
– Это Гревская площадь, – окруженное домами полукруглое пространство примыкало к воде. В центре его высился большой деревянный помост. – Время от времени тут устраивают казни!
– А вон там, – рука Ламбера, который, войдя в роль проводника, даже забыл о последствиях вчерашней гулянки, поднялась, указывая на две стоящие рядом церкви, – за храмами Сен-Жерве
Громада главной башни командорства, самого значительного в Европе, мрачно темнела на фоне неба. Узкие бойницы, толстые стены – все это словно говорило о том, что воины Храма собрались выдерживать осаду. Хотя кто мог угрожать им здесь, в сердце христианнейшего королевства?
– Благодарю тебя, Ламбер, – сказал Робер школяру. – Пусть Господь и Пречистая Дева вознаградят тебя за то, что ты для меня сделал. Я же уже отблагодарил тебя, как смог.
– Пустое, брат Робер, – махнул рукой школяр и весело улыбнулся. – Все христиане должны помогать друг другу! Прощай!
– Прощай, во имя Господа, – ответил Робер, провожая взглядом стройную фигуру Ламбера.
Ворота командорства, оказавшиеся наглухо закрытыми, отозвались на стук недовольным гудением. Окошечко в прорезанной сбоку калитке приотворилось, и в нем показалось лицо привратника.
– Что тебе нужно, монах, во имя Святого Эварция? – вопросил тот недовольно. – Час трапезы еще не наступил, приходи позже…
– Я пришел не за милостыней, – ответил Робер, ощущая, как сердце обволакивает теплая радость. Он преодолел опасности одиночного путешествия, выжил и добрался до своих! – Мне нужен командор.
– Кто ты такой, чтобы он стал с тобой разговаривать? – усмехнулся привратник, судя по всему – сержант. – И в каком только аббатстве пестуют столь наглых иноков?
– Меня зовут брат Робер, и посвящение я принял в руанском Доме Ордена Храма! – ответил твердо нормандец, и одним движением стащил ризу. – Впусти меня быстрее, если не хочешь, чтобы на тебя обрушилась кара!
Глаза привратника, когда он увидел рыцарскую котту, выпучились, лицо побагровело. Загрохотал отодвигаемый засов.
– Сейчас брат, сейчас, – бормотал сержант, распахивая дверь. – Не изволь гневаться! Проходи! Я попрошу кого-то из оруженосцев сообщить о тебе брату Эймару!
Робер оглянулся – улица была пуста, никто не видел чудесного превращения монаха-клюнийца в рыцаря-храмовника – и вошел внутрь.
Калитка с грохотом закрылась за его спиной.
– Подожди тут, брат, во имя Господа, – сказал привратник, указывая на лавку около домушки, в которой, судя по всему, и жил.
Робер сел, ощущая, как гудят еще не отошедшие после пешего путешествия ноги.
Привратник кликнул одного из оруженосцев, тот убежал, но вскоре вернулся. Вслед за ним шагал невысокий рыцарь, напомнивший нормандцу хищную птицу. Крючковатый нос походил на клюв, а круглые голубые глаза глядели с холодной прицельностью.
– Что вам угодно, сеньор, во имя Господа? – проговорил рыцарь неожиданно мягким голосом. – Я брат Эймар, милостью Матери Божией командор сей обители.
– Сир, нам лучше поговорить наедине, – ответил Робер, почтительно поклонившись.
Некоторое время глава парижских тамплиеров изучал Робера, в глазах его виднелось сомнение.