Чаша и Меч
Шрифт:
Что, впрочем, дела не меняло. А следовательно, у него осталась одна попытка, которую ему подарила старуха вёльва.
Бьярн некоторое время смотрел в спокойное мертвое лицо, а затем оттянул вниз подбородок покойника и, выудив из кармана камешек с руной, положил его под язык Магнуса. Ярл ничего не понимал в этих закорючках и предпочел бы не испытывать судьбу, но на кон было поставлено слишком многое, слишком. Ему нужно было получить ответ.
— Куда пойдет твой сын, Хорфагер?
Покойник ответил почти сразу, и Бьярну было жутко слышать слова, вылетающие из неподвижного
— Он будет рядом. Очень близко. И когда придет время, он встанет перед тобой лицом к лицу.
ГЛВА 6
После глотка бренди стало чуть легче дышать. Во всяком случае, Фрейю перестало выворачивать от запаха крови. Душевная боль уже не казалась такой острой. Вероятно, ее разум застыл и оцепенел в ожидании ещё худшего испытания.
Что с ней сделает этот пес Бьярна? Лучше не думать.
Девушка постаралась сосредоточиться на мелькающем за окном пейзаже. Машина въехала в Мальмё по 22-му шоссе и продолжала мчаться прямо по Барловсброн. Миновав «Мальмё Барлoв гольфклуб», свернула налево и покатила по внутреннему кольцу на юг.
Фрейе казалось странным, что Фенрир может жить в Фози, респектабельном и благополучном районе города, где обосновалась Стая. Хевдинги и сам ярл занимали усадьбы, отстроенные еще их прадедами, ульфхеттары и свинфилкинги занимали таунхаусы в пограничных с зеленой зоной кварталах. Их район было удобно патрулировать и защищать. Несмотря на близость заселенных выходцами из Абиссинии и Персии чужаков, женщины и дети чувствовали себя здесь в полной безопасности.
Но Фенрир снова свернул вправо, девушка лишь успела прочесть название улицы на стрелке-указателе: Амиралсгатан. Эта улица была границей двух районов — Сёдра и Розенгард. Какой из них был хуже? Дайте подумать. Таксисты нe любили ездить ни в тот ни в другoй. А к их мнению имело смысл прислушаться.
Снова поворот, и еще… и еще. Мимо мелькали указатели: Сиренгатен, Поппелгатен, залеагатен, Магнолиагатен… Отец говорил, что эти улицы стали самой что ни на есть клоакой, позором города. Зато Орвар, кажется, был здесь нередким гостем. Фрейя догадывалась, ради каких магнолий и азалий брат ездит в этот гадюшник.
Машина замедлила ход, и девушка получила возможность лучше рассмотреть людей, бредущих вдоль улицы и кучками отирающихся на перекрестках. Молодые люди, почти подростки, в широких джинсах и мешковатых толстовках. В противовес им стоявшие кое-где вдоль стен женщины были немолодыми и явно потрепанными. Словно отрицая свой возраст, все они были ярко накрашены и одеты в короткие юбки или платья и обувь а убийственно-высоких каблуках.
Вытянувшись на заднем сиденье в струнку и чуть опустив стекло, Фрейя напряженно принюхивалась. Ноздри неприятно щекотал запах горящего в железных бочках мусора, дешевого табака, спиртного. Наверное, именно так пахнет отчаяние, подумала она.
Отец говорил, что живущие в таких районах люди уже рождаются на поле боя, и с первого до последнего вздоха их спутниками были бедность, боль, страх, отчаяние. А брат объяснял, что таким, как они, нельзя подставлять вторую щеку. Потому что тогда ударят бейсбольной битой.
Машина свернула на короткую улицу, застроенную небольшими — в два-три окна — домиками. Сжатая с обеих сторон стенами многоэтажных домов, она казалась ущельем в горной теснине.
— Выходи.
Хаммер, перегородив тротуар, стоял перед двухэтажным домом, таким же невзрачным и узким, как все остальные. Она ступила на кирпичную дорожку, ведущую к обшарпанной двери, и запоздало удивилась, когда заметила — эта дверь, в отличие от соседних была не железной, а деревянной. И окна первого этажа не были забраны решетками. Видимо, даже местные жители не рисковали связываться с Фенриром.
Она снова подняла голову, всматриваясь в стены высоток, густо покрытые внизу граффити, а под окнами украшенные грязными потеками. Добро пожаловать в ад. На секунду Фрейе показалось, что эти стены, словно мифические плавающие горы, надвигаются на нее и вот-вот раздавят.
Она поняла, что пошатнулась, лишь когда ее снова взяли за локоть и повели к дому. Больше она не сопротивлялась.
Коридора не было. Входная дверь открывалась в помещение, которое обычно принято называть гостиной. Девушка окинула взглядом голые стены, окна без занавесок, единственный предмет мебели — черный кожаный диван — и книги, стопками выстроившиеся у стены.
— Уютно.
— Рад, что тебе понравилось.
Ее подтолкнули в закуток, который она сначала приняла за нишу. Нет, это была нижняя площадка лестницы. Мельком заметила сбоку ещё одну дверь, закрытую. Кладовка? Кухня? Вход в подвал.
Фрейю потащили наверх. Судя по имеющейся здесь кровати и шкафу, это была спальня. Значит, это произойдет сейчас? Рука, до сих пор сжимавшая локоть, исчезла, и девушка бессильно осела на пол.
Ноги в черных брюках и ботинках некоторое время маячили перед ней, затем сверху снова раздался ненавистный голос:
— Располагайся. Я скоро вернусь.
Он вернется.
Почему-то эти слова не вызвали страха. Оцепенение, парализовавшее волю Фрейи в первые секунды после смерти отца, таяло, словно ледяная корочка под мартовским солнцем, и сквозь него пробивалась горечь и боль.
И стыд.
Ее отца убили у нее на глазах, а она не сделала ничего, чтобы помешать этому. Рука сама собой нащупала маленький нож на поясе. У нее была возможность ударить Бьярна, когда он подошел близко, так близко к ней. Не важно, что бы с ней сделали потом. Она бы выполнила свой долг.
В том, что ее долг заключался в мести за отца и наказании виновных, Фрейя не сомневалась. Вот только этих виновных было слишком много. Бьярн, проливший кровь Магнуса Хорфагера. Фенрир, мучивший отца. Орм и Оскар, нарушившие клятву верности и переметнувшиеся в врагу.
А еще были слова брата. «Постарайся уцелеть… береги маму». Что будет с мамой, если Фрейя умрет? Что она должна сделать? Снова в мозгу всплыли слова отца: «Раб мстит быстро. Трус — никогда». Орвар где-то надеется на нее и верит. Верит, что она сможет поступить правильно.