Чаша смерти
Шрифт:
Охранник Алексей Мерцалов уволился и, навроде Савиной, отбыл в неизвестном направлении. Неутомимый Ваханьков пообщался с родителями парня и его другом с детского сада. Опухшая от слез мать сообщила, что Лешенька вернулся в армию служить по контракту и теперь его обязательно отправят в горячую точку, а там наверняка убьют. Друг детства поюлил некоторое время, потом проникся обаянием Павла и сообщил по величайшему секрету, что Алешка подался во Францию наниматься в Иностранный Легион и велел назад не ждать.
Группа духовного самосовершенствования в фитнес-клубе заниматься перестала. Регистраторша Мариночка рассказала
— Вообще-то, — щебетала регистраторша, вовсю стреляя глазками на Пашку. — Их так мало было, что можно и на квартире у кого-нибудь заниматься. Да они совсем зал не использовали. Не прыгали, не бегали, упражнений, как йоги, например, почти не делали. В тренажерном зале на снарядах не занимались. Сядут в позу «лотос» и сидят так час. Потом в круг соберутся, возьмутся за руки и еще час сидят. Им наш клуб и не нужен был, зря снимали. Ну, конечно, у нас бассейн, душевые, фитобар, этим пользовались. Удобно и комфортно. А вы не хотите у нас позаниматься?
— Обязательно надо, как-нибудь на днях! — ослепительно улыбнулся Ваханьков и записал Мариночкин домашний телефон.
Ваханьков завершил отчет, помахал записанным номером перед носом Захарова и с довольным видом спрятал блокнот в карман пиджака. Захаров проводил яркую книжечку взглядом и вздохнул. Телефон Мариночки был, несомненно, ценной информацией, но Юрий предпочел бы что-то, больше относящееся к расследуемому делу.
— Ты не расстраивайся! — говорил в это время Пашка, сам вконец расстроенный. — Что-нибудь обязательно всплывет. Сатанисты твои в норе отлежатся и вылезут в конце концов. А тут мы их цап!
— Ну да, само собой, — сказал Юрий.
Павел внимательно изучил лицо приятеля, хмыкнул, полез в карман пиджака и снова вытащил блокнот и мобильник.
— Ладно, дам тебе еще наводочку. Жалко и стремно, мало ли что, но ради друга, сам понимаешь… Я, когда работал с братствами этими всякими, с девицей с одной познакомился. Танцы там разные, медитации, родство душ, все такое… М-м-м… Вот, телефончик имеется. Сейчас прямо и наберем. Единство кармы и все такое прочее… Инночка?! Привет, дорогая! Как ты?.. Я? Да нормально все… Да… Да… Ну, конечно!.. Да дела все разные, нет времени на себя любимого… Ну?! А ты что сегодня вечером?.. А!.. Ну да!.. Ну все, договорились!.. Ага… Да, записываю… Обязательно!.. Ну, до вечера! Слушай, погоди! Тут со мной друган… Да… Служили вместе… Угу… Я с собой его прихвачу, а то куда его, не бросать же одного дома, лады? Еще плакать будет, без духовных-то ценностей!.. Ну да… Надежнее некуда! Можно сказать, уже наш человек…Угу… А то!.. Ладно, тогда до вечера… Целую нежно… Пока!
Ваханьков спрятал мобильник и подмигнул Захарову.
— Видал?! Кармическая связь — это тебе не хухры-мухры! Вечером идем на собрание Братства Пентакля. Форма одежды — свободная, форма мыслей — возвышенная! Инночка особа ну очень восторженная, всем и каждому проповедует идеи братства. Тянет на собрания всех, до кого дотягивается. Другую давно бы придавили, братство у них суровое и буквой закона не заморачивается. Но Инночку не обижают, у нее папа отстегивает дочке, не считая. Ну, а она, соответственно, братству… Но ты все равно поосторожнее, не спали
— Понятное дело.
Тусовка Братства Пентакля проходила в кое-как приспособленном под клуб обширном подвальном помещении кирпичной пятиэтажки на городской окраине. За пятиэтажкой начинался заболоченный пустырь, частично превращенный в свалку, а еще дальше — лес.
В подвале кое-где стояла старая мебель с ближайшей помойки. Из проходящих по стенам и потолку многочисленных труб капало в подставленные кастрюли и банки. На полу в беспорядке валялись грязные подушки и матрасы. Середина помещения оставалась свободной. Там на бетонный пол был постелен расчерченный мелом темный линолеум. Захаров увидел большую пентаграмму, еще какие-то значки. Пентаграмма была нарисована голубым мелом, толстыми лохматыми линиями. Самодеятельный художник явно попытался изобразить пламя. С сомнительным успехом, но Юрию хватило. Сразу тошно стало.
На матрасах и подушках лежали и сидели странные и оригинальные личности во всевозможных прикидах, от вечерних туалетов до живописных лохмотьев. Особенно поразила Юрия девица с волосами, заплетенными в множество мелких косичек, облаченная только в очень длинный черный фрак. Сзади фрака было вырезано круглое отверстие, в которое выглядывала розовая девицына попа с вытатуированной розой.
Пока Юрий обалдело рассматривал собравшуюся компанию, Паша Ваханьков двинулся по подвалу, целенаправленно выискивая знакомых, подсаживаясь на грязные матрасы к радостно приветствующим его компаниям, особенным образом пожимал протянутые руки. Его хлопали по плечам и спине и целовали в щечку.
В подвал собиралось все больше членов общества, громкими возгласами приветствуя знакомых. Вошла милая рыженькая веснушчатая девушка. Очаровательная девушка. Ее не портили ни веснушки, сплошь усыпавшие белую кожу, ни нелепые широкие джинсы с висящей на уровне колен мотней, ни перекошенный, небрежно, огромными петлями связанный свитер, напоминающий рыболовецкую сеть. Павел воскликнул:
— Инночка! Сердце мое! Наконец-то!
Он двинулся к девушке, раскрыв объятия. Они смачно расцеловались. Среди мужской и женской частей обравшихся понеслись разочарованные возгласы и стоны.
Павел уцепил в углу два замызганных свободных матраса, втиснул их в совсем узкое место рядом с девицей во фраке с голой попой, шепнул Юрию:
— Отсюда хорошо будет видно и слышно магистра!
Устроил Инночку и Юрия и по всем правилам хорошего тона представил их друг другу. Инночка с удовольствием пожала протянутую Юрием руку, кокетливо улыбнулась и спросила:
— А почему вы к нам, а, скажем, не к йогам или к рэйки?
Юрий замялся. Павел придвинулся к девушке и таинственно приглушенным голосом произнес:
— Мой друг взыскует истину и смысл жизни. У йогов и рэйки, а также у баптистов и адвентистов седьмого дня мы уже были. Не впечатляет. У йогов завязывай ноги узлом за спиной до одурения по три часа в день, и никаких радостей жизни. У рэйки знай отстегивай денежки, которых нет. А у баптистов и адвентистов верь да молись, и тоже никаких материальных радостей. А здесь очень концептуально и эклектично, даже на первый взгляд. Юрию пока все нравится. Правда ведь, Юр?
Захаров выдавил:
— Ну, все, что я пока видел… Это все так… В общем… Ну…