Чаша ярости
Шрифт:
Пожалуй, именно тогда мелькнула шальная мыслишка: что с ними — с такими! сможешь сделать?..
Подавил ее, как изначально бессмысленную.
А сейчас смотрел вниз, ловя щекой жаркий и резкий ветер, все-таки врывающийся в кабину, смотрел на плоские, похожие на столы вершины невысоких гор, потом на бело-желтую пустыню внизу — или полупустыню, как называют ее местные мудрецы, — на редкие островки выцветшей зелени, на промелькнувшее высохшее русло реки с названием Аваш, думал бесстрастно: что с ними, с этими людьми, сделать — это не вопрос. Они такие же, как и две тысячи, и пять тысяч лет тому назад. Правда, они летают, как птицы, плавают, как рыбы, они могут такое, что вчерашние чудеса Иешуа кажутся детскими забавами. Но что изменилось в них самих? Ни-че-го! Рост знаний человеческих пошел по пути, проложенному вне самого человека, а значит, они все дальше уходят от Бога, то есть от Знания с большой буквы, потому что познать Господа можно только познав себя самого. Процесс бесконечный, но люди даже не начали его. Для них мировоззрением стала наука, но — вот парадокс! — чем дальше они уходят по ее дорогам, выбранным ими среди множества ее же дорог, то есть чем дальше сознательно отстраняются от Бога, тем ближе оказываются к Нему — к необходимости хотя бы признать Его изначальную роль во всем, начиная с первого дня творения, а еще точнее — с того, что было до первого дня…
Эти дни в двадцать втором веке для Иешуа стали продолжением ослепительно больно мелькнувших дней между Воскресением и Вознесением, когда он, спрятавшись в доме Петра в Иершалаиме, в Нижнем городе, запоем читал, перечитывал, пытался по-своему понять и принять те немногие книги, записанные на компьютерных кристаллах, что Петр доставил ему из Будущего. Но бесконечно мало оказалось их… И, попав сюда, он первым делом рванулся к книгам — благо читал быстро и запоминал прочитанное с лету.
Как же Мари ему помогла!
Странно, но она была на том матче в Париже, пришла со своим belle ami, а уже утром сама отыскала Иешуа в дешевом отельчике, около Place de Republique. Как отыскала — не ведала. Говорила: шла по наитию. Честно говоря, Иешуа сам не очень понимал, как такое случилось. Была бы явным паранормом — тогда понятно. А так… Но наитие — очень емкое слово. В него многое можно уместить, в том числе и паранормальные способности, которые, надеялся Иешуа, он найдет у Мари. И еще имя — Мари, Мария. Днем он переезжал из города в город, из страны в страну, днем он доказывал свое право называться так, как его назвали журналисты Мессией, доказывал привычно для себя — прежнего, наивно для всех нынешних, но ведь именно нынешние заметили, услышали, назвали… А ночами он читал, потому что Мари, пользуясь своим студенческим билетом Сорбонны — она оканчивала университет, собиралась стать историком, специализировалась на Крестовых походах, — как раз днем изучала фонды в университетских библиотеках Парижа, Лондона, Мадрида, Барселоны, да везде, куда они попадали, а ночью они приходили туда вместе, Иешуа читал, а Мари сгоняла на кристаллы то, что он не успевал освоить. Маленький комп у него был — Мари ему подарила такой же, какой когда-то привез ему из будущего Петр…
Надо ли напоминать, что проблемы проникания в библиотеки по ночам у них не было? Точнее, у него…
Полтора месяца — срок и маленький и немаленький. Пусть все еще недостаточно глубоко, но он уже разбирался в непростых взаимоотношениях Бога и Науки и не понимал: чего они не поделили?..
— Снижаемся! — крикнул генерал.
Вертолеты нырнули вниз, к земле, вой перешел в свист, земля понеслась в лицо с пугающей скоростью. Мари ухватила Иешуа за руку, сжала с силой. А внизу уже выросла бетонная полоса, на которой стояли другие «вертушки», а рядом могучие открытые «хаммеры» и военные, встречающие Большого Начальника, заместителя командующего.
Хотя, не исключено, и Иешуа они встречали: любопытно ведь…
Зависли, медленно опустились, замерли. Пилот выключил двигатели, шум стих, хотя лопасти продолжали крутиться.
— С прибытием, — уже нормальным тоном сказал генерал, полез из машины, небрежно отдал честь встречающим, замершим по стойке «смирно». Обернулся к Иешуа: — Вы дальше куда?
— А вы? — вопросом на вопрос.
— Я в Огаден.
Иешуа представил себе карту страны. Юго-восток, полупустыня множество мелких речек, втекающих в одну побольше — в Уабе-Шабелле, тоже, вероятно, пересохшую.
— Если вы добросите нас… — Иешуа на секунду задумался, принял решение… в Дихун, или в Ададле, или в Кэбри-Дэхар, то я буду благодарен.
— Вам все равно, куда именно?
— В любое из этих мест. Или где угодно рядом. Я знаю: там много деревень, а в них — умирающие люди…
Генерал обернулся к военным, стоящим по-прежнему по стойке «смирно».
— Куда пошел груз миссии ООН?
— В Кэллафо, — ответил один из военных.
— Вольно, — сказал им генерал. И к Иешуа: — Доброшу, Учитель. Ничего, что я вас так назвал?
— Вы назвали меня так, как вам подсказало сердце. Верно? — произнес Иешуа на хорошем амхарском. Поймал начало легкого ступора у всех, включая Мари и Криса, засмеялся, спросил невинно: — Что-нибудь непонятно, братья и сестра?
— Что-нибудь непонятно? — машинально перевел на английский Крис.
— Чудо… — неуверенно, то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес Григорий.
— Не может быть, — засомневался Крис, потому что, несмотря на свою намеренную и обдуманную религиозность, чудес страшился и не умел верить в них. Все, что совершил Иешуа, — да, было, но было и видано — по телевидению, а это вроде как бы не на самом деле…
Такая вот отрыжка университетского курса материалистической философии, которая все же оставила на парне свою мету.
Мари первая в себя пришла.
— Он зна-а-ал, — протянула напевно. — Он учи-и-ил. Александрия. Ночь. Позавчера.
Понятнее не стало, но телеграфный стиль речи неожиданно Успокоил всех. В самом деле, что тут неясного: Александрия, ночь, Позавчера…
— Тогда полетели, — подбил бабки Иешуа. — Время сейчас — против нас…
ДЕЙСТВИЕ — 1. ЭПИЗОД — 1
ЭФИОПИЯ, ДЫРЕ-ДАУА, К ВОСТОКУ ОТ РЕКИ УАБЕ-ШАБЕЛЛЕ, 2157 год от Р.Х., месяц август
(Окончание)
И снова был вертолет, ветер, солнце в глаза.
Только и успели наскоро перекусить: мокроватые от жары гамбургеры из имевшего в аэропорту место вездесущего Макдоналдса, жиденький горячий кофе в пластиковых стаканчиках, а для Иешуа — минералка без газа, к кофе он пока не привык, не получалось, даже к жиденькому.
Уже садились в борт, когда Мари вспомнила:
— А ведь ребята нас не найдут.
— Какие ребята? — не понял Иешуа.
— Ну, как же: Жан-Пьер, Кларенс, Джон, Франческо… Они рейсовым вылетели — из Александрии, помните. Учитель? В Гондэре они нас точно потеряют.
Иешуа удивленно смотрел на девушку:
— Ты по кому-то соскучилась?
— Нет… — Мари вдруг почувствовала себя неуютно. — Но они же хотели с нами…
— Много званых, — усмехнулся Иешуа. — Продолжи цитату и успокойся. Вряд ли они нам чем-то помогут, а просто зрители… — Он опять усмехнулся. Смешинка, что ли, в рот попала? — Просто зрителей и так будет сверх меры.
— Кстати, о зрителях, — вмешался в разговор Крис. — На второй «вертушке» летит группа с местной ти-ви-станции. Они должны отснять приход конвоя с грузом в Кэллафо, но зуб даю — останутся с нами.