Часть первая. Тропы Тьмы

Харченко Александр Владимирович

Керн раздумывал над увиденным, не находя себе места. Беспечные, грязные, одетые не по форме бойцы дозорного отряда плохо совмещались с его представлениями об организации любой, в том числе гражданской службы. Но это были всего лишь его представления! А вот юный сотрудник администрации в пушистых тапочках, безнаказанно избивавший кастетом пожилого истерика, не лез уже в представления иного рода. В общечеловеческие представления. Керн, переживший два кризиса и чужую атомную войну, не был моралистом и ханжой, но он понимал и знал меру необходимой жестокости. Повешенные у дороги мародёры не вызывали у него ни жалости, ни любопытства. Зато окровавленное лицо незнакомого

дядьки, в сознании которого боролись с исступлённым надрывом забитое животное и невежественный, плохо воспитанный человек, отпечаталось в сердце Керна калёным клеймом. Значит, и администрация, и простые жители трудовой коммуны -- все они были озлоблены, безрассудны и совершенно безответственны в поступках и словах. Это означало червоточину, слепое нечто, подъедавшее постепенно самые устои человеческих взаимоотношений и судеб. И первым побуждением Керна, заметившего эту червоточину, был отказ от дальнейшей борьбы, отказ от назначения и жизни здесь, в коммуне. Но он справился с этим минутным проявлением слабости. Что бы ни творилось здесь, он приехал не зря, и зря уезжать тоже не собирается. И ни при чём здесь ни долг, ни дисциплина; просто кто-то должен принять на себя весь тот груз, что, по-видимому, бессильны поднять все жители трудовой коммуны!

Без пятнадцати восемь, как того требовал внутренний распорядок, Керн вышел из комнаты, запер двери и направился в столовую администрации.

В столовой его ждали; высокий, моложавый человек в штатском костюме пригласил его за столик. Подошла хмурая официантка с жёлтыми неровными пятнами на лице, быстро сервировала стол. Ужин по нынешним меркам выглядел богато: паста, разогретая консервированная колбаса, салат из зелёной фасоли с грибами, жареная рыба и даже два сорта вина: белое и красное. Вина, впрочем, было немного -- по одной рюмке.

– - Приятного аппетита, товарищ Керн, -- сказал встречавший. Он уже успел представиться. Это и был Олег Кристаллов -- "товарищ Олег", руководитель трудовой коммуны.

Пока Керн беспощадно расправлялся с едой, "товарищ Олег" внимательно присматривался к нему. Керну пришлось рассказать ещё раз о причинах потери пальцев.

– - Храбрый вы человек, если не врёте, -- заметил Олег.
– - Впрочем, скоро проверим. А как нам вообще наше здешнее общество?

– - Я противник телесных наказаний, -- ответил Керн, испытующе глядя в глаза собеседнику. Тот выдержал взгляд без эмоций. Только дрогнул уголок глаза, да расширились немного зрачки на карих, узорчатых радужках.

– - Вы хотите что-то сказать, товарищ Керн?

– - Да. Я успел побывать свидетелем избиения истопника в нашем коттедже.

– - Ах, да, Бенедиктов. Мы уже занялись этим случаем. Дело в том, что этот Бенедиктов позиционирует себя как непримиримый враг всякого народовластия. Он, мол, монархист, или что-то в этом роде. А у Юрия, который его бил, монархисты во время переворота убили младшую сестру. Сам Бенедиктов попался на вредительстве -- хотел задать некачественного овса лошадям, но был вовремя схвачен за руку. Поэтому переведён на подсобные работы. Ну, Юрий как услышал его пропаганду, так сразу и... Вы, в общем, понимаете!

– - И что теперь с ним будет?

– - С Бенедиктовым? Административный арест. Ранки ему уже обработали, просто мелкие царапины, даже шрамов не останется. А вот за свою агитацию он посидит, как раньше говорили, в холодной. Враг есть враг!

– - А Юрий понесёт ответственность?

– - Отстраним от руководства трудовой деятельностью на тот же срок. Отправим в дозор, пожалуй.

А вообще-то лечить обоих надо. Психи!

– - Почему бы вам просто не вышвырнуть этого Бенедиктова восвояси из коммуны?
– - спросил Керн.
– - Раз он такой непримиримый враг общества, пусть поживёт в одиночку!

– - Он станет бандитом, вы же понимаете. Нельзя этого допускать.

– - Но и такими методами, как Юрий, вы не воспитаете в нём ничего, кроме ненависти и страха.

– - Если он докатится до черты, он пересечёт её под нашим контролем, -- мягко ответил Олег, запивая красным вином фасоль.
– - И тогда мы будем иметь полное право повесить его. Без жалости. Но вреда перед смертью он успеет нанести гораздо меньше, а польза с него хоть какая-то будет.

– - Жестокая философия, -- сказал Керн.

– - А вы как хотели? После атомного гриба старые философские рассуждения всё чаще кажутся смешным баловством. Нужно приноравливаться жить в совершенно новом темпе, новыми ритмами. Как вам, кстати, вино?

– - Аргентинское, -- определил Керн.

– - Разбираетесь, -- одобрил Олег.
– - То-то и видно, фамилия у вас дворянская. А Пэ Керн. Стихи Пушкина про чудное мгновение.

– - Мой дальний предок был беспризорником, -- усмехнулся Керн.
– - Прибился на Урале к геологической партии, геологи его потом в люди и вывели. И фамилию дали геологическую: керн -- это такая каменная болванка, которая вынимается при пробном бурении. В этом смысле я, против ожидания, не дворянин и даже не немец. Но фамилию ношу с гордостью: больше сотни лет прошло, а никто в нашем роду фамилию так и не опозорил.

Товарищ Олег усмехнулся.

– - Честь, значит, имеете?

– - Имею и впредь собираюсь.

– - А если общество, так сказать, решит на временной основе изъять вашу честь и дать вам взамен нечто более важное?

– - Что может быть важнее чести?

– - Право!

– - Эти понятия равнозначны; более того, одно без другого не существует. Право и честь неотъемлемы ни друг от друга, ни от их обладателя.
– - Керн положил в рот последний кусок колбасы.
– - так что я, пожалуй, откажусь обменять честь на право: ведь у меня есть и то, и другое в неплохой пропорции, а оставив одно, я рискую потерять и второе. Кстати, о втором. Вас не смутит, если я подберу хлебом подливку? Я голоден, и к тому же -- привычка.

– - Ни в коем случае! Кушайте на здоровье. Быть может, приказать вам принести вторую порцию?

– - Не стоит, это бессмысленное расточительство. А теперь, коль уж мы говорим о серьёзных материях, позвольте вас спросить -- зачем вам здесь всё-таки понадобился военинструктор?

– - Это слишком серьёзный разговор, -- наклонил голову товарищ Олег.
– - Не для стола. Завтра придёте ко мне, и я введу вас в курс дела. Хорошо?

Перед сном Керн обошёл посёлок коммуны. Выписанный ему пропуск давал право входить куда угодно, кроме арестантского барака и арсенала. Но он, воспользовавшись случаем, заглянул в столовую для перемещённых и в жилые дома.

В столовой уже закрывали помещение. Женщины в фартуках мыли алюминиевую посуду. Ещё одна женщина, постарше, сидела за грубо сколоченным деревянным столиком в углу и строгала хозяйственное мыло на тёрке. Мешок с мыльной стружкой стоял подле неё на табурете.

Керн присел на стуле напротив неё.

– - Новый, что ли?
– - спросила у него женщина.

Тот кивнул.

– - Сперва одежду сдать надо. Тут свою одежду не положено.

– - А почему -- не положено?

Женщина вздохнула.