Часть третья
Шрифт:
– Возьму такси, - сказал он вслух и вышел за ворота.
Было три часа дня. Когда он сел в какой-то джип, похожий на танк, водитель спросил:
– Куда ехать?
– К ресторану "Пекин", - произнес Дупленко все еще прокурорским голосом.
37
Владимир Павлович, вместе с супругой, взял такси и отправились на автомобильный рынок, присмотрели и купили подержанный джип на солярке за двадцать пять тысяч долларов и в тот же день отправились на регистрацию по месту жительства. Здесь его еще знали и относились к нему с
Начальник ГАИ Козюлькин взял всего пятьсот долларов за оформление, хотя Владимир Павлович совал ему тысячу. Пока шло оформление, Света, жена бывшего прокурора столицы, уехала на такси домой и принялась собирать вещи. Отъезд намечала на пятницу после пасхальных праздников. Оставался, таким образом, всего один день до отъезда.
Оформив машину, Владимир Павлович, закрылся в своем гараже, смастерил второе дно в багажнике и спрятал туда девяносто тысяч долларов. Завинтив шурупы и всякие другие крепления, он взял напильник, изрядно поцарапал бока машины, а затем деревянным молотком начал стучать по крыше и обоим крыльям, делая небольшие вмятины.
На эту нехитрую операцию ушло три часа. Он залюбовался своей изуродованной колымагой, на которой ни один пост патрульной службы нельзя было пройти ни в одной стране, кроме России и других бывших республик. У машины был изуродованный вид, будто она побывала в нескольких авариях, но при этом всякий раз легко отделалась.
По его звонку подошла Светлана и схватилась за голову.
– Что ты натворил?
– спросила она.
– Да я на таком драндулете никуда не поеду. Есть же поезда, самолеты. А это колхозный трактор, настоящий трактор. В такой машине могут ехать только жулики, либо озорные мальчишки, а ты все-таки прокурор города, хоть и бывший теперь уже.
– А ты знаешь, что в этом драндулете почти сто тысяч долларов на самом дне?
– Ну и что?
– Как что? На этой колымаге мы будем спокойно ехать до самого места, и никому из дорожных бандитов и в голову не придет, что мы что-то везем, равно как и тем, кто рыщет по дорогам в поисках приличных автомобилей. Они зажмут нас со всех сторон, убьют, а машину отберут и продадут в другой город. А на этот драндулет никто не станет обращать внимания. Поедем по Минскому шоссе и даже столицу Белоруссии объедем, город останется справа, и на Волынь. Все. Все проблемы. А там, на месте я отдам ее мастеру, он выправит и заново покрасит. А то и в Польшу махнем на какой-нибудь авто центр по ремонту. Так-то, лапочка.
– О Боже! Никогда не думала, что все так сложно. Я могу идти?
– Идем, я уже все сделал. Теперь надо набрать продуктов: там, на Волыни, должно быть, ничего нет, кроме отцветающего национализма. Мои дорогие земляки все свои беды перекладывают на русских. Нет хлеба - русские виноваты, разворовывают национальные богатства страны и продают за рубеж - опять русские виноваты. Так что готовься. Ты там будешь москалькой. А кто буду я, еще не знаю. Во всяком случае, я смогу общаться с местной знатью только на русском.
– Ты не пугай меня, а то я откажусь ехать. Еще не хватало, чтоб нас там вырезали.
– Будем надеяться, что до этого дело не дойдет.
В пятницу на рассвете семья в составе трех человек выехала за пределы Кольцевой автомобильной дороги и взяла курс на Минск. Владимир Павлович был одет в потертый спортивный костюм, с кепкой на голове, сдвинутой немного набок, и выглядел довольно забавно. Света с ребенком сидела на заднем
Мальчик Володя, которому исполнилось полтора года, всю дорогу спал от качки и не ведал, куда его везут и зачем они это делают. Случись катастрофа, он бы просто не знал об этом.
В десять часов вечера они достигли Волыни. Тетка Владимира Павловича жила в деревне Клевань, почти в двадцати километрах от города. Проехать двадцать километров не составляло труда. Но они потратили еще около часа на поиски дороги, ведущей в эту самую Клевань.
В Клеване было темно, хоть глаз выколи. Энергетики регулярно, как только стемнеет, вырубали свет. Просто так, чтоб потешиться над простыми людьми. У них был составлен график отключения: каждый день по четыре часа. Начальник РЭС давал команду отключать только с наступлением сумерек. От злости. Народ не желал платить за энергию, к тому же все бесстыдно воровали: счетчики были отключены, но лампочки во многих домах горели. Довольно хитрую операцию, как отключить электросчетчик и получать ток все селяне освоили очень быстро. И поймать никого нельзя.
Джип Владимира Павловича остановился у дома тетки Пелагии, осветив фарами не только дом, но и улицу. В домах кое-где все же мелькал едва заметный свет. То горели керосинки, как в прошлом веке, в виде подарка от президента "незалежной Украины" и коррумпированной Верховной Рады.
Тетка Пелагия поднялась с кровати и прилипла к маленькому окошечку.
– Ой, лышенько мое!
– воскликнула она и бросилась к входной двери, запертой на засов, как в прошлом веке.
– Володя, племянничек, ты? какими судьбами? сколько лет тебя не видела? почему не писал и даже не сообщил, что едешь, а вдруг бы я уже концы отдала, где бы остановился? А это твоя половина? какая красивая и молодая. Не боишься, что начнет погуливать через некоторое время?
– Только если он первым начнет, - сказала Света, - а так, пусть не надеется. У вас тут хорошо, свежо так.
– Я так рада, а то скучно одной, - тараторила тетка Пелагия и все спрашивала, что да как.
– А вы надолго? небось, завтра же и укатите.
– Мы на все лето, если не прогоните, - сказал Владимир Павлович.
– Я чичас возвернусь, - сказала тетка Пелагия и направилась в погреб, где у нее хранился крепкий самогон.
Света тоже достала закуску из чемодана и всякие напитки, закупленные в Москве. Получился шикарный стол. Пелагия зажгла три свечи, и ей казалось, что свет в комнате такой яркий, просто глаза колет.
Маленький Володя стал капризничать, пока мать не покормила его. Владимир Павлович все посматривал на супругу, пытаясь уловить ее настроение в связи с переменой места жительства и изменением условий быта, который так много значит для женщины. Но Светлана держалась бодро. Ничего не говорило о том, что Света тяжело переносит отсутствие электрического света, теплой воды в доме и то, что туалет во дворе, а на дворе темень, хоть глаз коли.
Тетка Пелагия положила их в большой комнате на широкую деревянную кровать с периной, и хоть в комнате не было протоплено, они спали все втроем, как дети в коляске.