Часть третья
Шрифт:
Слова жены, к которой он вначале почти не прислушивался, были бальзамом на его бушующую душу. Спиртное разогревало внутренности, расширяло сосуды, препятствуя неминуемому инфаркту, благотворно влияло на его воспаленный мозг. Он как бы ухватился за волшебное слово "глушь", где можно пересидеть грозу и сказал:
– Ты говоришь: глушь? Это хорошее слово. Мне сейчас не мешает добровольная ссылка... на годик, а то и на два. Я не знаю, как поведет себя Лужков и конечно, Устинов, новый Генеральный прокурор. Но лучше исчезнуть. На всякий случай. Это будет разумнее. Нет человека - нет проблемы.
– А я цветы буду выращивать, а возможно и помидоры, огурцы, картошку, мне это нравится. Я уже давно выписываю журнал "Приусадебное хозяйство" и кое-какие знания есть. К тому же я выросла в деревне в Тамбовской области. Мои родители на кусочке в десять соток около дома выращивали лук, чеснок, помидоры, огурцы и картошку до тех пор, пока Хрущев не отрезал им участок по самые углы дома. Мать рассказывала и плакала при этом.
– Когда Хрущев отбирал у крестьян последние крохи земли, тебя еще на свете не было, - сказал Владимир Павлович.
– Да, это так, я росла в более благоприятное время. Родилась, когда Леонид Ильич формально правил страной, а потом насупили горбачевские времена. Я хоть и моложе тебя, но успела пережить много. Так что добровольная ссылка для меня вовсе не трагедия. Там ведь тоже люди живут, а не звери, надеюсь. Язык наших младших братьев я освою уже через месяц. А не понравится, на Тамбовщину махнем.
– Это так. Но все же Украина теперь другое государство. Мы, как бы удираем за границу, ты понимаешь? И это хорошо, пока сохраняется безвизовый режим. Никто знать не будет, где я.
Стремление скрыться, как можно быстрее, где-нибудь в далекой глуши, объяснялось некоторой передозировкой мздоимства прокурора по отношению к совершенно случайным людям, в том числе и тем, кто совершал убийства и крупные хищения государственной собственности. Это были и должностные лица города. Они остались на местах, а ему самому пришлось покинуть свой пост, видать, его уже заложили, подставили ему ножку.
" Мне давали, я брал. Брали и сейчас берут все, даже те, кто сидит в Белом доме и в Кремле. Только она, взятка, как бы вне закона, а я по своей должности обязан был следить за соблюдением этого закона. С меня вдвойне спрос. Но что делать? Если бы у меня была настоящая зарплата, я, может быть, реже поддавался бы соблазну, а так..., не взять, когда предлагают, было просто глупо, когда кругом берут все. Я выглядел бы белой вороной среди волков, а мои подчиненные, они ведь тоже брали и берут сейчас, называли бы меня промеж себя Дон-Кихотом. Они еще, должно быть не знают, что я уже не их начальник. Надо завтра собрать всех и попрощаться. Скажу, что сам попросился в отставку: поверят - хорошо, не поверят это их дело".
Владимир Павлович размышлял, ворочаясь в кровати, когда была глубокая ночь. Супруга уже видела сны. Она была с ним ласкова и нежна, будто он долго отсутствовал и только что вернулся, а потом заснула, словно провалилась, куда-то и тихо посапывала. А у него сна - ни в одном глазу. Так все неожиданно и так несправедливо. Да если бы он знал, что ждет его на этой
Он спустил ноги на мягкий ворсистый ковер и, осторожно ступая в темноте, прошел на кухню, зажег свет. Было три часа ночи, а сна ни в одном глазу. Как успокоить бушующие нервы. Димедрол? Нежелательно после спиртного, но все же выхода просто нет. Половина таблетки. Должно помочь.
Он проглотил таблетку, запил ее несколькими глотками воды и лег под бочок молодой жены. Ее тело было горячо, как бывает в молодости. Володя прижался к ее спине, плотно закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Где-то глубоко в сознании мелькнула спасительная мысль: а ведь, у него не так уж и мало зеленых хрустящих бумажек, с ними нигде не пропадешь, только удирать надо как можно быстрее и дальше.
– Вставай, мой дорогой, завтракать пора, - тормошила его жена в восемь часов утра.
– Да? уже пора? куда? я... я ...
– Ты чего?
– удивилась Света.
– Давай поднимайся. Ты, видать, поздно заснул.
Только сейчас могущественный вчерашний прокурор города осознал, что его будит супруга, а не конвойный и немедленно вскочил с кровати.
– Да, я заснул довольно поздно и то при помощи димедрола, - произнес он, радуясь, что жена так и не догадалась о его замешательстве.
В десять утра, после плотного завтрака, Владимир Павлович надел новый костюм и после осмотра внешнего виды супругой и сладкого поцелуя, вышел на лестничную площадку, чтоб спуститься на первый этаж. Внизу как обычно, жала его служебная машина и тот же водитель. Обычно водитель выскакивал, чтоб открыть дверь, а сейчас сидел, обхватив руками руль, будто о чем-то задумался.
Владимир Павлович взялся за ручку задней двери и как обычно занял место на заднем сиденье.
– Доброе утро, - произнес он.
– О чем задумался? Что-то случилось?
– Случилось, а как же, - сказал водитель, не поворачивая головы.
– Или вы не знаете? Вчера вечером передали по московскому телевидению, что...вы больше не...прокурор, а я, мне вас жаль. Значит, последний раз, так?
– Что последний раз?
– спросил Владимир Павлович.
– Последний раз я вас везу на работу. А новый прокурор, у него, должно быть, свой водитель. Водитель у большого начальника это что-то вроде подстилки, но проверенной подстилки, к которой полное доверие, не так ли? И мне придется искать работу.
– Не переживай Толик, я переговорю с вновь назначенным прокурором и он тебя оставит при себе, - пообещал Владимир Павлович и погрузился в свои размышления.
Значит, уже сообщили. Должно быть, работники городской прокуратуры, его вчерашние подчиненные, уже знают, что он, Дупленко, не их начальник.
Подержанный служебный Мерседес мчался на обычной повышенной скорости, не всегда реагируя на запрещающие знаки дорожного движения. На первом же перекрестке машину остановили работники ГАИ. Как и раньше, Владимир Павлович извлек из внутреннего кармана удостоверение прокурора города и ткнул в нос стражу порядка на дорогах. Тот козырнул и сделал шаг в сторону.