Части целого
Шрифт:
Газеты опубликовали детали проекта, и к концу недели потекли долларовые переводы. Персонал сбился с ног, открывая конверты и пересчитывая холодные круглые монетки. Одновременно мы готовились к премьере оглашения имен первых миллионеров и трансляции вечера по общенациональному телевидению. Список приглашенных включал гостей, которые либо считали других идиотами, либо делали вид, что, кроме них, вообще никого не существует. Перспектива разделить с ними компанию меня совершенно не радовала. Но моя роль автора нехитрой идеи с миллионами заключалась именно в том, чтобы стоять рядом
Я хоть и воскрес, но моя энергия быстро истощалась, и по вечерам я без сил валился в постель, где меня часто поджидала Анук. Мы быстро доводили друг друга до полного изнеможения.
— Ты счастлив, Мартин? Счастлив? — спрашивала она.
Как странно спрашивать об этом именно меня. Я отрицательно качал головой:
— Счастлив? Нет. Но моя жизнь приобрела забавную форму и впервые меня заинтересовала.
Мои слова заставляли ее облегченно улыбнуться.
Во вторник перед оглашением победителей я неподвижно, словно посторонний предмет мебели, сидел за столом в своем кабинете, когда раздался телефонный звонок. Я поднял трубку:
— Слушаю.
— И что такое ты вытворяешь?
— Извините, я не даю интервью.
— Папа, это я.
— О, Джаспер, привет!
— Что ты задумал?
— Задумал?
— Ведь не просто же так, без всякой причины ты делаешь людей миллионерами.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что знаю тебя лучше, чем ты сам.
— Полагаешь?
— Это твой открывающий гамбит?
— Я не люблю говорить по телефону. Надеюсь, мы скоро увидимся.
— Да… скоро, — ответил он.
Джаспер повесил трубку, а я еще долго с грустью смотрел на телефон и, только когда заметил, что на меня стали поглядывать, сделал вид, что протираю аппарат. Я скучал по сыну: он был единственным человеком, кто понял, что проект с миллионерами — хорошо просчитанная комбинация, которая служит средством привлечения людей на мою сторону, а затем последует нечто такое, что удивит даже Смерть. Моя сознательная стратегия должна завоевать одобрение масс, которое будет противостоять их неосознанному желанию уничтожить меня. Джаспер догадался, что мой простой план заключался в следующем:
1. Сделать всех в Австралии миллионерами и таким способом заручиться их поддержкой, доверием и, возможно, любовью, в то же время
2. Привлечь на свою сторону медиамагнатов
3. Стать политиком и добиться на предстоящих выборах места в парламенте, затем
4. Приступить к всеобъемлющей реформации австралийского общества на основе моих идей и таким образом
5. Произвести впечатление на Джаспера, который извинится и расплачется, а я в это время
6. Буду
7. Мирно умру, довольный, что через неделю после моей смерти на площадях начнется возведение статуй,
8. Имеющих сходство со мной лицом и телом!
Вот таков был план: поставить восклицательный знак в конце моей жизни. Прежде чем умереть, я изгоню из головы мои идеи — даже самые глупые — все до единой, чтобы процесс умирания стал процессом опустошения. В те моменты, когда я не сомневался в успехе разработанного плана, образ моей смерти переплетался с образом Ленина в Мавзолее. Но когда охватывал пессимизм, этот образ превращался в картину повешенного на бензоколонке «Эссо» в Милане Муссолини.
В ожидании грандиозного вечера я маялся в кабинете, испытывая легкое раздражение от того, что нечем было заняться. Все дела я переложил на других. Оставалось принимать задумчивый вид, то и дело спрашивать, все ли в порядке, и притворяться, что меня интересует ответ.
Эдди, напротив, совершенно себя загнал. Наблюдая, как он старательно что-то пишет, я задавал себе вопрос, ощущает ли он себя, как я, набором случайных молекул, сложившихся в одну невероятную личность? И тут мне в голову пришла грандиознейшая идея.
— Эдди, — спросил я, — есть в списке миллионеров кто-нибудь из Сиднея?
— Трое, — ответил он. — А что?
— Дай мне их досье.
Первый миллионер проживал в Кампердауне. Его звали Денг Аджи, и он был родом из Индонезии. Ему было двадцать восемь лет, он имел жену и трехмесячного ребенка. Дом выглядел совершенно заброшенным. На мой стук никто не ответил, но через десять минут я заметил хозяина, который возвращался с тяжелыми пакетами. За десять метров до дома пластиковый пакет в его левой руке разорвался, и продукты посыпались на мостовую. Денг посмотрел на мятые консервные банки с тунцом с таким несчастным видом, словно эти консервы напрашивались к нему в друзья.
Я тепло улыбнулся, и по выражению моего лица он не отличил бы меня от журналиста.
— Как жизнь, Денг? — пропел я.
— Мы знакомы? — удивился он.
— Все нормально? У тебя есть все, что требуется?
— Отвяжись.
Он понятия не имел, что через неделю станет миллионером. Забавно.
— Ты счастлив здесь, Денг? Не сердись, если я скажу, что это место — дыра.
— Что тебе надо? Я вызову полицию.
Я обогнал его, наклонился и сделал вид, что поднимаю с земли десять долларов.
— Не ты обронил?
— Не мои, — огрызнулся Денг, вошел в дом и захлопнул перед моим носом дверь.
Будет хорошим миллионером, подумал я, словно мои миллионеры (так я их мысленно называл) обязательно должны отличаться честностью.
Вторым сиднейским миллионером — миллионершей — стала учительница биологии. Такого уродливого лица мне, пожалуй, не приходилось встречать. Увидев его, я чуть не закричал. И почувствовал, как сквозняки из тысяч дверей лупили в эту мерзкую физиономию. Она не заметила, как я вошел в класс. Я сел за парту в заднем ряду и глупо улыбнулся.