Части целого
Шрифт:
— Жутко, правда? — спросил Джаспер.
— Жутко — не то слово.
Мы переглянулись и расхохотались. Единственно положительное, что принесла гонка: оказалось, что наш взаимный антагонизм не настолько неистощим, как мы прежде думали. В машине мы говорили, вспоминали, смеялись. Лишь в ту ночь я почувствовал в сыне друга.
К трем утра мы настолько устали, что потеряли задор. И решили закончить поездку кружкой пива в «Котле удовольствий» — том самом стрип-клубе, которым я некогда управлял, а несколько лет назад чуть
— Заходите, ребята, заходите, — пригласил стоящий на улице швейцар. — У нас красивые танцовщицы.
Мы миновали знакомый темный коридор с красными подмигивающими лампами и оказались в зале. В воздухе клубился дым — в основном от сигар, но также, хотя и в меньшей степени, от стоящего на сцене приспособления. Стриптизерши у шестов проделывали под взглядами бизнесменов свои обычные бесполые па. И никто не мог предположить, что некий безумец въехал на подиум на красном автомобиле. Я обвел глазами зал — вышибала был новый. Та же груда мяса, то же тупое выражение лица, а само лицо другое. Девушки тоже были другими — казались моложе тех, что нанимал я. Я! Нанимал стриптизерш! Выпучив глаза и сорвавшись с поводка. Выбирал из вереницы пританцовывающих едва одетых и только что достигших совершеннолетия женщин. Но за два года, пока я их нанимал, выгонял и управлял ими, я переспал лишь с тремя. Если ты руководишь стрип-клубом, это, можно сказать, не считается.
Мы сели перед сценой, заказали напитки и медленно тянули пиво.
— Мне здесь не нравится, — сказал Джаспер.
— Мне тоже, — ответил я. — Почему тебе должно нравиться?
— Я не могу понять логику стрип-клубов. В борделях есть смысл. Бордели мне понятны. Хочешь трахаться, идешь туда, трахаешься, испытываешь оргазм и уходишь. Половое удовлетворение — все просто и ясно. Стрип-клубы — другое дело. Если даже от них не воротит, человек смотрит на женщин, возбуждается, но трахнуть их не может и уходит неудовлетворенным. В чем удовольствие?
— Может быть, мы не такие уж непохожие, как ты считаешь, — заметил я.
Джаспер улыбнулся. Если честно, сколько бы шуму ни поднимали отцы насчет уважения и послушания, на земле не найдется ни одного, который бы в глубине души не хотел простой вещи: чтобы сын его любил.
— Боже! — удивился Джаспер. — Ты только посмотри на бармена.
— Которого?
— Вон того. Разве он не один из твоих миллионеров?
Я посмотрел, куда указывал сын. За стойкой стоял худощавый азиат. Прав Джаспер или нет? Я бы не взялся утверждать. Не хочу изрекать ничего расистского вроде: «Они все на одно лицо», но сходства отрицать невозможно.
— Обрати внимание, — продолжал Джаспер. — Старается изо всех сил. Зачем миллионеру лезть вон из кожи?
— Может, успел потратить все деньги?
— На что?
— Откуда мне знать?
— А я знаю. Он наверняка из тех, кто всю жизнь вкалывает, потому что не умеет ничего
Мы еще немного посидели, размышляя про людей, кому необходимо упорно работать, чтобы себя уважать, и радовались, что сами к ним не принадлежим. Вдруг Джаспер встрепенулся:
— Подожди-ка, вон еще один!
— Кто еще один?
— Еще один миллионер — выносит мусор.
Этого я узнал. Он был из первой партии. Денг Аджи, я был рядом с его домом и лично помучил его.
— Каковы шансы, что… — Я замолчал. Не стоило продолжать: мы оба понимали, каковы шансы — такие же, как на ипподроме, если в забеге участвует всего одна лошадь.
— Сукин сын!
— Кто? — спросил Джаспер.
— Эдди. Он нас надул.
Мы бросились в здание Хоббсов и схватили папки с делами миллионеров. Читали и перечитывали, но не было возможности узнать, сколько своих друзей Эдди сделал богатыми при помощи моей схемы. Он меня наколол. Подставил. Нет шансов, чтобы это дело со временем не выяснилось. Надо же — подложить такую свинью! Вот вам и дружба! Предательство в чистом виде. Мне хотелось придушить проходимца собственными руками.
Пока мы торопились к Эдди, я сообразил, что он, этот мой так называемый друг, окунул меня в дерьмо, подчиняясь внезапному порыву. Я еще не догадывался, что все обстоит намного хуже.
Мы уже шли по дорожке к его утопающему в папоротниках дому, когда он помахал нам из окна. Нас ждали. Ничего удивительного.
— Какой приятный сюрприз! — улыбнулся Эдди, открывая дверь.
— Зачем ты это сделал?
— Что сделал?
— Мы были в клубе и видели всех твоих якобы миллионеров!
Эдди, прежде чем ответить, помолчал.
— Ты водил сына в стрип-клуб?
— Мы влипли! И это ты нас подставил!
Эдди прошел на кухню. Мы последовали за ним.
— Это не конец света, Марти. Никто не догадывается.
— Я догадался, и Джаспер тоже. Вопрос лишь во времени — знать будут все.
— Думаю, ты преувеличиваешь. Хочешь чаю? — Он включил чайник.
— Почему ты так поступил? Это все, что я хочу знать.
Объяснения Эдди не отличались глубиной. Он заявил без стеснения:
— Хотел что-нибудь сделать для своих друзей.
— Хотел что-нибудь сделать для друзей?
— Вот именно. Ребята попали в тяжелое положение. Ты представить себе не можешь, что значит для них и их семей миллион долларов.
— Джаспер, как ты считаешь, его объяснение может нас удовлетворить?
— Хреновое твое объяснение, Эдди, — заметил сын.
— Вот видишь, даже Джаспер так считает. Объясни ему, Джаспер, почему его объяснение хреновое.
— Если он сделал своих друзей миллионерами, почему они до сих пор работают в стрип-клубе?
Эдди как будто был не готов к такому каверзному вопросу. Он закурил и скорчил гримасу, словно старался втянуть дым только в правое легкое.