Части целого
Шрифт:
Я сел в автобус, доехал до нужной остановки и по петляющей среди стоящих немалых денег зарослей папоротника тропинке вышел к фасаду сложенного из песчаника дома Эдди. Нажал на кнопку звонка и ничего не услышал. Должно быть, Эдди прилично зарабатывал на своих стрип-клубах: только богатые люди могут позволить себе роскошь подобной изоляции: тишина зависит от толщины двери, и чем больше у человека денег, тем солиднее дверь. Таков мир. Бедные получают что потоньше, богатые — что потолще.
Открывая дверь,
— Почему ты был всегда так добр к моему отцу?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты предлагал ему деньги, помощь, хорошее отношение. Ради чего? Отец сказал, это началось в тот самый день, как вы познакомились в Париже.
— Он так сказал?
— Да.
— Тогда я не понимаю, что ты хочешь узнать?
— Что стоит за твоей щедростью?
Эдди посерьезнел, перестал причесываться и замялся, подыскивая нужные слова.
— Отвечая на этот вопрос, ответь еще вот на такой: почему ты постоянно нас фотографируешь? Чего ты хочешь от нас?
— Ничего не хочу.
— Значит, это просто дружба?
— Разумеется!
— Следовательно, ты способен дать нам миллион долларов.
— Это слишком много.
— А сколько?
— Не знаю, что-нибудь около шестой части.
— Сколько это составит?
— Не знаю.
— Отец копил, не знаю, сколько он собрал, но этого недостаточно.
— Недостаточно для чего?
— Чтобы ему помочь.
— Джаспер, даю тебе слово: я сделаю все и дам вам все, что смогу.
— И даже одну шестую часть миллиона?
— Если это поможет тебе и твоему отцу.
— Ты ненормальный.
— Не я сижу в сумасшедшем доме.
Внезапно мне стало не по себе от того, что я изводил Эдди. Он был поистине редким человеком, и дружба явно много для него значила. У меня даже создалось впечатление, что он не сомневается: дружба обладает глубоким духовным качеством, которое нисколько не пострадало из-за того, что отец его смертельно ненавидел.
Когда я вернулся в больницу, отец был прикручен к кровати в той же самой зеленой с желтизной палате. Я вгляделся в него. Глаза вращались в глазницах, словно брошенные в чашку с чаем шарики мрамора. Наклонившись, я стал шептать ему в ухо и, хотя не знал, слышит ли он меня, продолжал шептать, пока не охрип. Затем пододвинул к кровати стул, положил голову на его вздымающийся и опускающийся живот и заснул. А когда проснулся, понял, что кто-то набросил на меня одеяло, и услышал каркающий голос. Я не знал, когда отец начал свой монолог, но он был на середине фразы.
— …поэтому они утверждают, что архитектура — нечто вроде моделирования Вселенной и все древние церкви и монастыри — это попытка осуществить божественную работу и скопировать небеса.
— Что? Что с тобой? Ты в порядке?
Я видел только странный контур его головы. Встал, зажег свет и расстегнул ремни на кровати. Отец, пробуя,
— Нам предстоит сконструировать мир по своему проекту, Джаспер. И в этот мир не явится никто, если мы его не пригласим.
— Мы построим свой собственный мир?
— Дом. Осталось только сделать проект. Что ты об этом думаешь?
— Потрясающе!
— И знаешь что, Джаспер? Я хочу, чтобы это стало и твоей мечтой. Хочу, чтобы ты мне помог. Внес свой вклад. Свои идеи.
— Да. Согласен. Здорово! — ответил я.
Сработало. В своей буре в пустыне отец придумал новое занятие. Он решил построить дом.
V
Следуя инструкциям отца, я скупил ему все книги по теории и истории архитектуры, какие только сумел найти, включая увесистые тома, посвященные жилищам животных: птичьим гнездам, запрудам бобров, пчелиным сотам и паучьим сетям. Он с восторгом принимал литературу. Нам предстояло соорудить вместилище для наших заплесневелых душ.
Вошел доктор Грег и заметил гору книг по архитектуре.
— Что здесь происходит, в конце концов?
Отец с гордостью изложил ему свою идею.
— Великая австралийская мечта. Так?
— Не понял.
— Вы собираетесь гнаться за великой австралийской мечтой. Очень хорошая мысль.
— Вы о чем? Разве существует коллективная мечта? Почему мне об этом не сказали? И какова же она?
— Иметь собственный дом.
— Иметь собственный дом? Это великая австралийская мечта?
— Вам это известно не хуже меня.
— Постойте. Разве мы не присвоили великую американскую мечту, подставив название нашей страны?
— Не думаю, — встревожился доктор Грег.
— Ну, как скажете, — ответствовал отец, вращая глазами так, чтобы мы с врачом оба могли это видеть.
В следующий раз я пришел через неделю. Книги были открыты, страницы вырваны и раскиданы по всей комнате. Когда я появился, отец держал голову, как наполненный ветром парус.
— Рад, что ты здесь. Что скажешь, если мы объявим символический рай утробы — огромный, сияющий дом, мы похороним себя внутри, где сможем спокойно, без помех догнивать.
— Заманчиво! — Я снял со стула стопу книг, освобождая себе место.
— Скажи, это тебе что-нибудь говорит: французский шато [36] , английский коттедж, итальянская вилла, немецкий замок, крестьянская непритязательность.
— Пожалуй, нет.
— А геометрическая простота — подойдет? В основе элементарный, не обремененный деталями, яркий, претенциозный, кричащий, но без угнетающей безвкусицы стиль.
36
Замок(фр.).