Шрифт:
1. Ник
Из медпункта Юля выходит вовремя. Не торопясь запирает за собой дверь, легко сбегает по ступенькам медпункта, ныряет в машину.
– Приве-е-ет, – она тянет с теплом, и лезет обниматься. Отстраняется от меня с удивленным видом.
– Все в порядке? Ты какой-то…
– Какой?
– Усталый, – наконец ставит диагноз Юла, – и загруженный. Много работы сегодня было?
– Много, – соглашаюсь, отчасти потому что так оно и есть, ну и на самом деле – так проще. Проще не пояснять,
Она чуть замирает, будто не понимая о чем я говорю.
– Два часа назад тебе стало плохо. Ты даже не смогла прийти оказать помощь Анжеле.
– А, да, прости, – Юла морщится досадливо, хлопая себя по лбу, – совсем у меня мысли расплываются со всеми этими гормонами. Да, мне лучше. Правда я почти час не отходила от белого друга. Нужно сменить витамины.
– Сменим, – киваю на автомате и завожу мотор. Внутри будто стадно отвела душу стая котов. Изодрали душу в лохмотья, пометили все что только можно. И настроение – подозревать всех и вся. Слышать странные нотки фальши даже там, где их нет.
Нет.
День был сложный.
Не удивительно, что мне даже в голосе невесты слышится что-то не то.
– Боже мой, – Юла подскакивает, когда на проходной я приостанавливаюсь, чтобы пропустить машину полиции, – откуда у нас здесь?..
– Я вызывал, – пожимаю плечами, – сегодня кто-то запер Анжелу в одном стойле с больной, взвинченной лошадью. Это тянет или на хулиганство, или на кое-что похуже. К тебе не заходили?
Юла качает головой, закусив губу и отчаянно цепляясь в свои колени.
– Значит, завтра зайдут, они обещали провести детальное расследование. Эндж правда нельзя сейчас беспокоить, а без её показаний будет сложнее, но записи с камер у конюшни уже сняли.
– Она там пострадала? – Юла звучит потрясенно. – Сильно?
– Нет, она просто перенервничала, – я решаю никак не комментировать события после конюшни, – сильно перенервничала. В её положении и это может быть фатальным.
– Да…
Юля замолкает, переваривая, да и мне говорить не особенно хочется. Наговорился сегодня вдосталь, разъясняя приехавшему следователю, зачем я их вызвал.
– Жалко её, – неожиданно произносит Юла, – она одна, совсем одна, беременная… Теперь еще и в больнице. Ты говорил, что родных у неё нет.
– Не помню, чтобы я это говорил, – лишь озвучив, понимаю, что опять докапываюсь до несущественного, – мало. Отец и мать погибли, из более-менее близких – только тетя.
– Грустно, – Юля задумчиво перебирает пальцами по животу, – одна, в больнице и навещать-то почти некому. Ей, наверное, очень тоскливо там. Может, стоить её проведать?
– Плохая идея.
Я помню, насколько убийственные глаза были у Эндж, когда я вынудил её ехать с нами в одной машине. Её идея добираться общественным транстпортом была паршивой, но моя тоже не отличалась особой гениальностью.
– Почему? – Юля удивленно разворачивается ко мне. – Мы коллеги, я ей сочувствую, почему мне нельзя навестить её?
Потому что…
Объяснить это сложно даже для самого себя.
Она двигается дальше – это я уже понял. Она игнорирует то, что между нами было, так же старательно, как и я.
Но я сомневаюсь, что хоть когда-нибудь она будет находить встречу с моей невестой ободряющей.
Вот только объяснить последней причины этого… Оказывается куда сложнее, чем я ожидал.
– Анжела очень закрытый человек, – надеюсь, что формулировал ответ не слишком долго для подозрений, – и со всеми своими коллегами она предпочитает держать дистанцию. Это помогает в её руководящей деятельности. А ты, как ни крути, её подчиненная.
Юля принимает мой ответ, недовольно поджимая губы. И молчит довольно долго, явно обижаясь на меня за мой отказ. Я несколько раз пытаюсь её разговорить, потом – решаю не дергать. И самому есть что обдумать.
– А тебя я навещала, – бурчит Юля уже на подъезде к моему дому, – и пироги носила. Помнишь?
– Помню, – я болезненно морщусь, припоминая то феерическое приключение, – но мы не были коллегами тогда. А вы с Энджи – коллеги. Не мешай рабочее и личное.
– Ладно, – Юла соглашается демонстративно неохотно и даже смотрит на меня исподлобья, – я не буду беспокоить нашу драгоценную Анжелу Леонидовну. Ты счастлив?
– Я заеду в магазин, что-то нужно купить?
– Погоди, – Юля отстегивается и разворачивается ко мне, – в смысле купить? Ты один поедешь?
– У меня есть еще дела, – я чуть покачиваю головой, – путь неблизкий, тебе со мной мотаться необязательно. Отдыхай.
– Что за дела? – Юла подозрительно щурится.
Ох, черт. Это уже начинает слегка раздражать. Или это нетерпение?
– Мой друг недавно вернулся из Лондона, – говорю как можно беззаботней, – хочу его навестить и передать приглашение на свадьбу.
Не люблю врать, но искренний ответ прозвучит как-то…
Прости, дорогая, хочу узнать, не могу ли я быть отцом ребенка женщины, с которой я тебе изменил. Пожелай мне удачи, пожалуйста.
Провожаю взглядом идущую к дверям подъезда Юлу, которая кутается в широкий плащ, скрадывающий фигуру. Мою невесту, которая вынашивает моего ребенка. Девушку, которая за день десять раз может признаться мне в любви.
Которой я изменил, которую я обманываю, на которой я не могу сосредоточить свое внимание.
Я буду гореть в аду. Гребаную вечность.
Что ж, это неизбежно.
Но сейчас у меня есть время заехать к Лексу насчет экспертизы. Выбросить эту затею из головы я не смог. Ровно как и платки, пропитанные кровью Энджи.