Частичка тебя. На память
Шрифт:
Нет, это слишком тонко…
Он не отстает. Я же поднимаюсь на крыльцо, мне действительно некогда по десять раз объяснять, где кого ждут. Сам приклеился, сам и отвалится. Ну, если вздумает устроить скандал из-за того, что я «разогнала ему девочек» — придется извиниться еще раз.
Иногда это бывает необходимо. Клиент всегда прав и вот это все.
Когда я впервые за несколько недель вижу Ника, я с трудом справляюсь с желанием замереть как олень в свете фар. Черт тебя задери, Ольшанский, почему на тебе настолько здорово сидят деловые
И как эта дурочка-секретарша, которую ты отчитываешь за ошибки в составленном деловом расписании, до сих пор не сгорела со стыда?
Хотя, вижу, вижу — она пытается…
Анжела, у тебя, кажется, опять прорвало трубу. Иначе откуда хлещет вся эта ваниль? Сантехника, пол-царства за сантехника!
— Доброе утро, Эндж, — Ник нейтрально, но все-таки улыбается при виде меня, — доброе утро, Артем Валерьевич. Вы уже познакомились?
— А? — я оборачиваюсь к вошедшему за мной мужику — единственному кандидату на того, кого могут назвать именем Артем. Сама понимаю, что мои глаза несколько глуповато округляются. Встречаю ставший совершенно ехидным взгляд карих глаз, но все-таки спрашиваю. — А вы вообще кто?
Он не отвечает, только улыбается, торжествующе и даже слегка с угрозой. Будто я — кусок яблочного пирога, который только что подали к его обеду. Отвечает Ник. Буднично, между делом, как давая справку.
— Артем Валерьевич Тимирязев, хозяин клуба.
Ох, блин!
Лучше б он был скандальным клиентом!
11. Энджи
Не то чтобы я сейчас о чем-то жалела.
Но, возможно, вот хозяину-то клуба о своей должности говорить было и преждевременно…
Он, получается, слушал, как я ему лапшу на уши вешаю, да еще и добавки просил.
В любой другой ситуации я бы вздернула нос и решила — ну, если он откажется от моей персоны — сам дурак, но…
Блин, это мой единственный шанс получить нормальную работу.
И я хорошо знаю свое положение: от двух полосок до очередной претензии из управляющей компании, ожидающей меня дома в почтовом ящике.
Я и вклинилась в эту чертову историю с инструкторшей только из-за клиента, который явно уже был близок к точке срыва. Фотограф уж больно известный, скандал от такого действительно ляжет на клуб жирным, практически несмываемым пятном.
Если бы не это — черта с два я бы открыла рот до представления персоналу.
Нет, определенно, благими намереньями вымощена дорога в ад. Вот он мой ад — стоит, смотрит на меня, тянет с тем, чтобы послать меня к черту. Ему определенно нравится, как поет на ветру та струна, что удерживает меня над пропастью.
Впрочем…
Может, не все для меня потеряно?
Тимирязев же изволит молчать и сверлить меня выжидающим взглядом. Настолько, что и Ник, и его секретарша не вмешиваются в нашу перестрелку взглядов и все, что звучит в комнате — гудение кондиционера.
Что ж, погибать — так с музыкой.
Назад все равно уже ничего не открутишь, нужно играть с теми картами, что нагребла. Даже если все они — шестерки, и ни единой козырной.
— Ну что, мне сходить за флажком и занять свое место на трибуне, — я насмешливо приподнимаю бровь, — вы впишете это в мою рабочую инструкцию отдельным пунктом, Артем Валерьевич?
Тимирязев фыркает, так громко и неприкрыто, что это кажется каким-то громом среди ясного неба. Пружина внутри меня, туго скрученная, напряженная, удивленно вздрагивает.
Смеется? Правда, что ли?
Если по-настоящему смеется, значит, по крайней мере, расположен не враждебно.
— Ты был прав, Ник, — Тимирязев проходится по мне с головы до ног критичным взглядом, — зубастая, въедливая, бесцеремонная. То, что нам нужно. Эта не будет мямлить и просто просиживать штаны за зарплату.
Тимирязев оценил меня! Нет, я знаю, что уверенность в себе — это очень важно, это базис, на котором держатся все нюансы управленческой деятельности. Но боже, за год без нормальной работы я категорически от этого отвыкла. Даже чувствовать себя уверенно перестала. Действовала, исходя из тех способов общения с подчиненными, что были мне известны.
Но даже в том же случае с Олесей — я не была уверена, что мое распоряжение сработает.
Сыграло во многом и то, что я четко обозначила свое неопределенное положение и возможные санкции. Проходи я целый день, а после — просто выкати штрафы всем прокосячившим — то в коллективе я бы стала кем-то вроде всем ненавистной крысы, которая фальшивит и бьет из-под тишка. А честность — играет мне на руку. В любом случае.
— Значит, договор подписываем? — в голосе Ника мне мерещится облегчение, аналогичное свалившемуся на меня.
— Подписываем, — Артем Валерьевич прокручивает на пальце шлем для верховой езды, разворачивается к двери, по пути подмигивает мне, — еще увидимся, кисуля. А флажок заведи. Кто знает, вдруг пригодится? У нас тут скачки через две недели. Всех, кто не будет за меня болеть — точно уволю.
Я позволяю себе сжать пальцами переносицу, только когда за Тимирязевым закрывается дверь.
— Кисуля? — бросаю вопросительный взгляд на Ника. — Он со всеми такой, я надеюсь? Это часть его образа?
— Что-то вроде… — Ник с каким-то очень сложным лицом таращится на дверь, закрывшуюся за Артемом Валерьевичем, но спустя пару секунд все-таки встряхивается, — давай-ка живее в мой кабинет, Эндж. Займемся делом. Ко мне скоро зайдут.
Есть что-то весьма понятное в его тоне, что не оставляет никаких возможных двойных трактовок. Слишком тепло для рядового сотрудника или делового представителя.
Зайдет его принцесса.
Надо же, я смогла спокойно улыбнуться этому факту.
Курс выбран твердо. Наш вариант — хорошая зарплата и соцпакет. А мужики — могут идти лесом. Все. Даже этот!