Частичка тебя. На память
Шрифт:
— Есть первые распоряжения, Николай Андреевич?
— Твоя беременность точно от ЭКО?
Этот вопрос бьет прямо в яблочко, и чтобы выражение моего лица никак не поменялось, мне приходится приложить усилия.
Иначе говоря — ты точно беременна не от меня?
Пару секунд я позволяю себе недоумение — одновременно прикусываю язычок болтливой дуре, которая восторженно подпрыгивает в моей груди.
Ему не плевать, смотри!
Плевать. Именно поэтому вопрос задан так, что мы снова делаем вид, что той ночи между нами не было. Он даже не смотрит мне в глаза.
Ольшанский по-прежнему не хочет вспоминать об этой ночи, но он привык отвечать за свои поступки. Вот только у него есть невеста, счастье в личной жизни, вот от неё, от любимой пусть и будет его ребенок.
— Сроки ставили по УЗИ, — спокойно озвучиваю я, — они очень точны. Ошибки быть не может.
Пусть это ложь. Мне не стыдно. Мой ребенок — только мое чудо. Лучше так, чем быть в тягость отцу, напоминанием об ошибке, сделанной по пьяни. Я свое чудо буду любить изо всех сил, за папу и маму, за дедушку и бабушку.
Ник коротко покачивает подбородком, принимая мой ответ, и я выскальзываю из его кабинета.
Что ж, предварительная работа проведена. Будем надеяться, бумаги из частного перинатального центра мне не понадобится.
13. Ник
— Здравствуйте, господа. Позвольте вам представить нашего нового администратора. Анжела Леонидовна…
Лица собранных в новом кабинете Эндж сотрудников никак не отвечают её энтузиазму и бодрой улыбке. Старшая горничная гостиницы так и вовсе транслирует миру, что в гробу она видала все эти знакомства, её посмели оторвать от встречи с Ильгизом, нашим местным источником веселых историй. Вот свидание с ним — это событие, это да. А тут…
«Господа, у меня для вас пренеприятнейшее известие, ревизор уже тут, и вы уже на карандашике».
Потому что всем вам люто не хватает розог.
Эндж сложно срезать холодным безразличием. После моего представления она сама спокойно приветствует своих новых подчиненных, приблизительно обрисовывает грядущие изменения. С чего она начнет.
— Проверка? — госпожа всея нашей конюшенной бухгалтерии чуть возмущенно не подскакивает. — С какой целью, мне интересно? Штрафами нас всех обложить?
Вопрос задается не на пустом месте. Последний администратор персонала, найденный Тимирязевым, именно с этого и начала. Установила странные требования к внутренней дисциплине, штрафовала за малейшие отклонения. Допрыгалась до холодной войны с половиной сотрудников клуба и сбежала.
Артем к тому моменту, на мое счастье, потерял к ней интерес.
В этот раз собеседование на роль администратора проходило не через постель.
Ну почти…
От этой мысли хочется скривиться. Любое напоминание о произошедшем с Эндж два месяца назад — повод испытывать только бескрайнюю досаду.
Конченный кретин! Столько всего тогда наворотил. На трезво, на эмоциях, по пьяни… Непонятно как разгребать это теперь.
И уж куда как вероятно, что вывести наши с Эндж отношения на желаемый мной уровень уже вряд ли получится. Но хоть как-то сгладить я попытаюсь…
Мне её слишком не хватает. После нашего раскола, я постоянно ловил себя на ощущении, будто мне вырезали какой-то орган, и на его месте теперь ноет фантомными болями пустота. И как бы я ни был зол на Эндж за все её выверты — я признавал, что вернуть нашу дружбу мне хочется больше, чем блюсти собственные принципы.
— Я хочу просто вникнуть в нюансы работы нашего клуба, — Эндж полностью игнорирует вызов в тоне, — я привыкла точно знать, какие шестеренки как должны вращаться и как вращаются. И не примерно, а точно и на практике. Разумеется, в результате моего анализа, мы с вами вместе определим, какие ошибки допускаются сотрудниками клуба. Проведем работу над этими ошибками.
— Увольнения? — скептически комментирует начальник охраны. Он оставался в клубе весь этот год, когда с ним творился весь трэш со сменой хозяев и директоров. Ко всем «новым метлам» он относится с подозрением. И по сути — все мы для него — именно эти самые метлы. Что Эндж, что я, что Тимирязев.
Нас еще не знают. С учетом того, что директоров за последний год сменилось четыре, и я пятый — и каждый приводил с собой «своих людей» — как я привел Эндж. Не очень понятно, очередные ли мы «временные», или задержимся и заставим с собой считаться.
— Вероятнее всего, мы проведем реорганизацию рабочего дня. Проработку с сотрудниками вопроса их обязанностей. Повышение коллективной сплоченности, — сбить Эндж с курса оказывается непросто, — я понимаю, пока это звучит довольно сухо и теоретически, но моя цель — не в том, чтобы всех оштрафовать и отчитаться Николаю Андреевичу о проделанной работе. Нам с вами нужно вытащить клуб из той ямы, в которой он сейчас оказался. Работать, разумеется, придется по максимуму. И халтурщики будут караться. Но кто из вас против этого?
Умница.
Она умеет выбирать тон, она умеет правильно выстраивать линию поведения.
Если бы все было как раньше — я бы не удержался от того, чтобы, оставшись наедине, потрепать Эндж по макушке. Это всегда вызывало у неё возмущение, она всегда шипела как кошка на такое снисходительное одобрение, демонстрируя такие сильные эмоции, что просто было сложно удержаться и не повторять этот фортель раз за разом.
Она всегда была вместо младшей сестры, которой у меня никогда не было. Задиристая, самостоятельная, сильная, но при этом — нуждающаяся в тепле, и имеющая со мной удивительно много общих интересов. И характер наших отношений был именно таким — доверительным, практически до ощущения взаимного ментального родства. Увы, он таковым был…
Надо же было все испортить.
Нам обоим.
За Эндж настолько приятно наблюдать, что, хоть у меня и есть другие задачи на сегодня, я все равно остаюсь до конца её ознакомительной беседы, вплоть до того, как она распускает сотрудников и после закрывшейся двери стягивает с носа очки, задумчиво глядя на конкурное поле, на котором как раз один из тренеров работает с лошадью.
Я приглядываюсь.
Увенно опознаю в тренере Ильгиза — всегда догадывался, что лошадей этот мужик находит более умными, чем баб, и без нашей госпожи старшей горничной он точно не тоскует.