Частичка тебя. На память
Шрифт:
— Ох, извините, Николай Андреевич, — я изображаю покаянную улыбку, — вылетело из головы. Я здесь состою на учете. Что вас так удивляет?
Он формулирует ответ не сразу. Явно пропускает мой ответ сквозь мысли, разглядывая его со всех сторон.
— Ничего… — и не успевает мой мозг испустить облегченный вздох, как Ник продолжает эту свою мысль, — только разве ты не должна сейчас наблюдаться в той клинике, в которой делала ЭКО?
Черт возьми, Ольшанский, почему ты вообще сейчас настолько дотошен?
Зачем ты задаешь такие меткие, такие
— Каждый дополнительный осмотр после успешного оплодотворения оплачивается отдельно. У меня не хватило денег.
Морщинка, наметившаяся на лбу Ника, не разглаживается, но хотя бы перестает углубляться. Что ж, хорошо, значит, объяснение более-менее годное.
Молодец, Анжелочка, ставим плюсик в табеле, импровизация вышла успешной.
— Мне пора, — я снова порываюсь уйти, но мужские пальцы на моем локте не ослабляют хватки.
— Подожди, Эндж.
— Я опоздаю на нужный мне автобус. А я брала всего полдня отгула сегодня.
— Мы едем в клуб после приема. Можем тебя подвезти.
— Нет!
— Почему нет? — вопреки моему категоричному ответу Ник шагает ближе ко мне, и в его таких спокойных обычно глазах будто вспыхивают гневные огни. — Так хочется опоздать на работу, Эндж?
— А тебе так хочется вытереть об меня ноги? — шиплю ему в лицо, подаваясь вперед. — Так хочется снова при мне миловаться со своей принцессой и обсуждать ваше долго и счастливо? Увольте, Николай Андреевич, я на это любоваться не подписывалась. Делайте это без сторонних наблюдателей.
Это первый раз, когда я позволяю себе прямо рубануть по тысяче не озвученных слов между мной и Ником своей откровенностью.
Мне плевать, что ему плевать на мои чувства.
Я просто не хочу находиться с ними рядом. Не хочу чувствовать себя третьим углом. Мне и так неудобно даже проходить мимо медпункта.
— На флирт с Тимирязевым ты тоже не подписывалась, кстати, но почему-то позволяешь ему иметь место, да еще и в рабочее время, — цедит Ник уж совершенно неожиданное, — он уже третий день ходит довольнющий, потому что ты не отправляешь ему обратно его цветы.
— Не отправляю, — я пожимаю плечами, — и это не ваше дело, Николай Андреевич. Тем более, что получать цветы от владельца клуба трудовым договором никак не запрещено.
Дело на самом деле не в цветах. А в том, что к каждому букету прилагается коробочка из ресторана, с куском ароматной, хорошо прожаренной говядины. Их приносит один и тот же курьер. И если бы это были только цветы — я бы, конечно, отправила их обратно Артему Валерьевичу. Отдавать же свеженький стейк — выше моих сил. Возвращать половину подарка — как-то некомильфо.
— Это противоречит деловой этике.
— Спать с подчиненной тоже противоречит. Ты — спишь.
Мы смотрим друг на друга, и это, кажется, первый раз, когда от взаимного недовольства друг другом воздух между нами начинает медленно закипать.
Господи, да что тебе
И конечно, вишенкой на торте этой неприятной ситуации служит веселое цоканье по бетонным ступенькам легких босоножек.
То, как вздрагивает Ник, то, как быстро он поворачивает голову в сторону входных дверей учреждения, говорит мне только об одном…
Тайфун «Юля» покинул здание.
А Ольшанский все еще держит мой чертов локоть.
Почему у меня такое ощущение, что мы пойманы на месте преступления? Синдром любовницы?
— Ой, привет, Анжела, какая встреча!
Разумеется, эта принцесса не могла не обрадоваться нашей чертовой встрече. Я помню, как Крис зеленела при одном только появлении Вики, рядом с вожделееемым моей бывшей подружкой Ярославом Олеговичем. Хотя, какое появление, даже просто поминая Вику словом — многим количеством недобрых слов, Крис походила на гарпию, только что кислотной слюной не брызгала. И это ведь при том, что Ярослав не был даже её единственным вариантом, как потом вылезло…
Нет. Юля ни за что не опустится до пустяшной ревности.
И правильно, ведь в случае меня и Ника ревновать просто не к чему.
Даже наша с ним ночь — событие из ряда парада планет. Иногда и параллельные прямые пересекаются.
Правда, любому человеку со стороны очевидно, насколько мы с ним невозможны.
И это до крови больно, но я точно знаю, что не буду обращать на эту часть моей души внимания. Некоторые чувства нужно просто ампутировать и жить дальше.
— Привет, — устало произношу я, поворачивая к Юле лицо, — и пока. Я уже убегаю, иначе я опоздаю на автобус, на работу, и вообще по жизни.
— Погоди, погоди, — Юля встревоженно морщит лобик, — а зачем тебе куда-то бежать? Поехали с нами в клуб! И быстрее, и комфортнее.
— Вот и я ей говорю об этом.
Боже, Ольшанский, как я тебя ненавижу сейчас!
Ведь ты все знаешь. Я все тебе сказала. И ты продолжаешь прокручивать в моем сердце нож, ожидая, видимо, что он с той стороны моей спины выйдет.
Как мне может быть комфортнее в вашей гребаной компании?
— Давай в машину, — не терпящим возражений тоном роняет Ник и, не выпуская моего локтя из своих пальцев, тянет в нужную сторону.
Вот чего, спрашивается, вообще добиваешься? Это проверка на вшивость, как я вынесу денечек в вашей компании, и не подговорю ли завтра конюха Ильшата двинуть твоей принцессе по голове, чтобы устранить её со своего пути?
Когда он просто ухлестывал за Викой, было как-то проще. И меньше вопросов.
А Ник останавливается у багажника своей машины, открывает его, бросает на меня непреклонный взгляд.
— Сумку кидай, у меня на заднем сиденье документы и лекарства для конюшни.
— Так может, мне не мешать вашим лекарствам, Николай Адреевич? — улыбаюсь я улыбкой вежливой дряни. — Мне вправду удобнее на автобусе. Я совершенно не хочу…