Частное расследование
Шрифт:
— Не понимаю: это будет шутка?
— Нет, не шутка. Это, Сергей Михайлович, конец…
— Кому конец?
— Да Саше.
— Какому Саше? — не понял Сергей.
— Турецкому, конечно. Он зомби, если ты не понял.
— Не понял, точно. Я — не понял!
— А я вот понял, к сожалению. Его зомбировали. Кто-то. Он теперь, считай, мертвец.
— Зомбирование — сказки!
— Нет, увы — не сказки! А сильное внушение. Супергипноз. Придумано не нами. Еще до нашей эры. Я вызвал психиатров,
— Его лечить придется?
— Нет. Точней, и да и нет. Зомбирование не лечится. Их колют просто, успокаивают. А через месяц-два — конец. Зомбированным всем дают какое-нибудь задание. Сильнейшее желание, не можешь выполнить — умрешь, ну как с тоски, что ль.
— А если выполнишь?
— Да то же самое, с тоски умрешь. Желание посеяно в тебе: ну, предположим, там убить кого-нибудь. Убил. Все. Конец? Нет! Тебе его опять убить влечет. А нет его. А все равно — хочу! Ты робот, автомат. Резонов нет. Один порыв. Причем неудержимый. Так, ты готов? А то он выключает душ.
Вымытый, с аккуратно уложенной прической, Турецкий не спеша вошел в комнату.
— С легким паром!
— Спасибо. Где мой пистолет?
— А что тебе твой пистолет? — быстро спросил Меркулов, предупреждая инстинктивный порыв Сережи признаться в изъятии «марголина».
— Что мне мой пистолет? — переспросил Турецкий. — Хотелось бы его иметь на месте.
— Мы отдадим тебе его, конечно, — сказал Меркулов. — Но только после. Ты сначала объясни мне: чего ты, вымывшись, распарившись, хватился вдруг: «Где пистолет?!»
— Где мой «марголин»?
— Послушай, Саша. Успокойся и послушай. Твой пистолет тебе не нужен. Я его изъял. А почему? Я объясню. Ты, к сожалению, очень крепко болен. Психически.
— Что, сумасшедший, да?
— Нет, гораздо хуже: ты зомбирован. Ты зомби. Только не волнуйся.
— Зомби… — Турецкий рассмеялся: — Нет, я «форзи»! Да нет, я Брежнев, я Наполеон! Отдай сейчас же пушку, слышишь, гад!
— Я не отдам. — Сережа видел, что Меркулов страшно волновался. — Прости, но не отдам.
— Ну. Тогда держись. Тогда и без него получишь!
Сергей едва успел заметить, как в руке Турецкого блеснуло лезвие опасной бритвы, мгновенно появившееся на свет из рукава купального халата, раскрывшееся от мгновенного короткого взмаха руки: казалось, что Турецкий, вперед бросаясь, на Меркулова, стряхнул в полете градусник…
— Александр Борисович!!!
Сергей едва успел толкнуть летящего Турецкого, сбивая с курса.
— Саша! Сашенька!! Опомнись! — Меркулов отскочил было, но нескладно, покачнувшись, чуть не упал: теоретический уклон последних лет сказался.
— Смотрите на меня!! — вдруг дико закричал Сергей, переключая внимание Турецкого на себя: — Вот что вам надо!!!
Турецкий невольно повернулся к Сергею, ощущая от молодого стажера помехи более серьезные, чем от Меркулова, который не уйдет, не увернется толком.
В руках Сергея появился «волшебный карандаш», подаренный ему самим Турецким, в октябре еще, десятого числа.
Турецкий сразу понял, что ему грозит, и тут же бросился на пол плашмя, одновременно с хлопком, пряча руки под себя, скрестив их на груди.
Сеть, задев своим нижним краем его волосы, затормозилась и, резко развернувшись в воздухе, легла ему на спину.
Турецкий, оттолкнувшись от пола, немедленно вскочил. Сеть, прилипшая к спине купального халата, почти что не мешала ему двигаться.
Сергей, чтоб выиграть хоть две секунды, необходимые ему для перезарядки карандаша, схватил стоявшую на тумбочке вазу и резко запустил ее в лицо Турецкому. Тот успел закрыться, но ваза, тяжелая и пущенная с силой, все же едва не опрокинула его.
Сергей за это время успел перезарядить «карандаш» и тут же, в тот же миг нажал на спуск.
Его ударило в плечо и сбило с ног. Он промахнулся. Сеть охватила Константина Дмитриевича Меркулова. Опутанный Меркулов рухнул кулем на пол, возле дивана.
Рагдай, ощерившись, готовился к прыжку.
— Теперь-то вы спеклись, — сказал Турецкий и, подлетев к Меркулову, со взмахом, словно детской сабелькой, одним движением, порываясь распороть сетку вместе с горлом — до позвонка.
Он не успел чуть-чуть: «марголин» хлопнул раньше.
Пуля вошла точно в правый висок Турецкого, проделав едва заметную аккуратную круглую дырочку, но там, с левой стороны, она, выходя, выбила практически всю височную кость вместе с левым глазом, проделав выходное отверстие размером с розетку для варенья с коротким, но явно различимым мгновенным хрустом — так что серые слезы разума, мозга, хлестнули вместе со студенистым телом глаза, с кровью по задернутым шторам. Турецкий вздрогнул, словно от разряда в момент удара пули, откинулся налево, будто поскользнулся, и тут же начал падать, заливая кровью весь воротник, рукав махрового купального халата, край дивана, паркет.
Рагдай уже летел, бросаясь на Сергея, пытаясь с лета укусить ему лицо. Сергей успел только закрыть лицо руками, но был отброшен.
Падая навзничь, ударившись спиной об телевизор, он инстинктивно выстрелил в Рагдая, летевшего опять с полураскрытой пастью.
Пуля пробила левую лапу Рагдая и шею, но, видно, не задела позвоночник, так как Рагдай, упав, тут же вскочил и снова прыгнул.
Простреленная лапа подвела, он криво оттолкнулся и в воздухе уже, едва не перевернувшись, не долетел, упал на бок.