Частный детектив. Выпуск 1
Шрифт:
— Вы считаете, что он что–то обнаружил?
Розетта презрительно фыркнула.
— Скорее всего он думал, что обнаружил. Очень загадочно. Он вошел, подергиваясь, как он это обычно делает, и, как уже сказал Бойд, спросил о том, как ему поговорить с вами. Бойд спросил его, что случилось…
— Не вел ли он себя так, как будто он обнаружил, гм, что–то существенное?
— Да, именно так. Мы оба аж подпрыгнули.
— Почему это?
— С вами было бы то же самое, — сказала невозмутимо Розетта, — если вы ни в чем не виноваты. — Она поежилась как от холода. — Итак, мы спросили, что случилось в конце
— До убийства?
— Да.
— И кто же входил к нему в комнату?
— В этом–то весь вопрос! Он или не знал, или не хотел говорить, или это было просто видение. Вероятнее всего последнее. Я не вижу, — сказала Розетта столь же безучастно, — другого варианта. Когда мы задали ему этот вопрос, он уклонился от ответа и произнес: “Я действительно не могу этого сказать”. О господи! Как я ненавижу людей, которые не могут открыто сказать, что они имеют в виду! Мы оба были так раздосадованы.
— Бог с ним, — сказал Мэнгэн, чувствуя все большую неловкость. — Черт бы побрал все это, тогда я сказал ему…
— Сказали что? — быстро спросил Хедли.
— Я сказал ему: “Ну, если вы обнаружили так много, почему бы вам не пойти на место, где совершено это страшное убийство, чтобы обнаружить еще что–нибудь?” Да, я был обижен. Он задел меня за живое. В течение минуты он смотрел на меня, а потом сказал: “Да, кажется, я так и сделаю. Мне следует получше во всем убедиться”. С этими словами он вышел. Приблизительно через двадцать минут мы услышали такой звук, как будто кто–то с грохотом скатился вниз по лестнице… Как видите, мы не покидали комнаты, хотя… — тут он запнулся.
— Ты мог бы продолжать, — обратилась к нему Розетта с удивительным безразличием. — Я не возражаю, пусть все знают об этом. Я хотела прокрасться за ним и проследить. Но мы ничего такого не сделали. И через двадцать минут мы услышали, как он, спотыкаясь, спускается по лестнице. Когда он делал, наверно, последний шаг, раздался сдавленный стон и глухой звук, шлепок, я бы сказала. Бойд открыл дверь: там, скрючившись, лежал Дрэймен. Лицо его покраснело от прилива крови, вены на лбу посинели. Страшное дело! Естественно, мы сразу же послали за доктором. Он, будучи в бреду, прошептал что–то вроде слов “дымоход” и “фейерверк”.
Эрнестина Дюмон, оставаясь абсолютно беспристрастной, не отводила глаз от огня. Миллз сделал небольшой шаг вперед.
— Позвольте мне вмешаться в рассказ, — сказал он, наклоняя голову, — я, возможно, смогу дополнить его. Если, конечно, Пифия мне разрешит…
— Бог ты мой! — вскричала Эрнестина. Ее лицо было в тени, когда она подняла голову, но Рэмпол успел все–таки заметить, как сверкнули ее глаза. — Вы всегда изображаете из себя шута. Может быть, хватит? Пифия, Пифия… Ну и замечательно! Я достаточно Пифия, чтобы знать, что вы не любите бедного Дрэймена и наша маленькая Розетта тоже его не любит. Господи! Что вы понимаете в людях? Дрэймен — хороший человек, несмотря на то, что он чуть–чуть сумасшедший. Он мог ошибиться. Он был накачан наркотиками. Но сердце у него доброе, и если он умрет, я буду молиться за его душу.
— Могу ли я начать — осведомился Миллз, ничуть не смутившись.
— Да, можете начинать. — Она состроила ему гримасу и замолчала.
— Пифия и я были в моем кабинете на верхнем этаже напротив кабинета Гримо, как вам известно. Дверь была открыта. Я перекладывал какие–то бумаги и заметил, как мистер Дрэймен поднялся наверх и вошел туда.
— Вы знаете, что он там делал? — спросил Хедли.
— К сожалению, нет. Он закрыл дверь. Я даже не могу предположить, чем он там занимался, так как из кабинета не доносилось ни звука. Спустя некоторое время он вышел оттуда в таком состоянии, которое я могу описать словами “неустойчивое положение”.
— Что вы подразумеваете под этим?
Миллз нахмурился.
— Я сожалею, сэр, но здесь невозможно подобрать более точное определение. Я только хочу сказать, что у меня создалось впечатление, что он позволил себе лишние перегрузки. Это, без сомнения, вызвало или ускорило коллапс, так как у него налицо была явная предрасположенность к апоплексии. Если можно, я поправлю Пифию: с его сердцем ничего не случилось. И еще я хочу добавить то, о чем до сих пор не упоминалось. После того, как его подняли с пола, я заметил, что его руки и рукава запачканы сажей.
— Опять дымоход, — тихо проворчал Петтис, а Хедли повернулся к доктору Феллу. Тут он оказался просто шокированным, потому что доктора Фелла в комнате не оказалось. Человек его веса и размеров, как правило, не может исчезнуть столь таинственно, но доктор исчез, и Рэмпол подумал, что знает, где он.
— Идите за ним скорее, — быстро сказал Хедли американцу, — и смотрите, чтобы он не устроил вам очередную мистификацию. Итак, мистер Миллз…
Вопросы Хедли гулом отдавались в голове Рэмпола, который вышел из гостиной в темный холл. В доме было очень тихо, так тихо, что когда он поднимался по лестнице, внезапный телефонный звонок на нижнем этаже заставил его слегка вздрогнуть. Проходя мимо двери Дрэймена, он услышал хриплое дыхание и тихие шаги по комнате. Через дверь он смог увидеть чемоданчик доктора и его шляпу на стуле. На верхнем этаже не горело ни одной лампы, и тоже стояла такая тишина, что он слышал голос Энни, разговаривавшей по телефону.
В кабинете Гримо царил полумрак. За окном кружились редкие снежинки. Слабый неясный свет предзакатного солнца проникал сквозь окно. Он разливался багрянцем по комнате, поблескивал на старинных доспехах, раззолотил каминную решетку и сделал призрачными белые бюсты на книжных полках. Казалось, после смерти Шарля Гримо, наполовину ученого, наполовину невежды, его призрак полюбил эту комнату, он прохаживался по ней и радостно посмеивался. Большое свободное пространство на стене между деревянными панелями, оставленное для картины, встретило Рэмпола с насмешкой. У окна в черном плаще неподвижно стоял доктор Фелл, опершись на свою трость, и пристально смотрел на закат.