Часы от президента
Шрифт:
— Он не мальчишка! — Вскинулся Шамиль. — Он — солдат, понял? Он сюда воевать приехал, с оружием,понял? А не в гости…
— Его не спрашивали. Его послали!
— Ну и что?
Конечно, всегда есть выбор. Но… иногда его нет.
— Пленных убивать нельзя.
Шамиль оскалился:
— Да? И бить нельзя? Слушай, и пытать?
— Нельзя.
Машину затрясло на камнях, но собеседники этого не замечали.
Шамиль сорвал с лица очки и почти вплотную приблизился к Виноградову:
— Видишь? Видишь,
Уродливый шрам на месте глаза, мертвая кожа…
— Нравится?
— Нет, — честно признал Владимир Александрович.
— Осколок в руку, осколок в грудь и третий — вот сюда… Слушай! Я тогда на похороны отца приехал. Он человек уважаемый был, много народу собралось, даже из других районов. А ваши узнали — и по кладбищу! Сначала накрыли ракетами, а потом уже вертолеты прошлись, понял? Понял?
Виноградов кивнул, но Шамиль даже не обратил на это внимания:
— А знаешь, кто это сделал?
— Нет.
— И я не знаю! — Откачнулся собеседник. — Но наверное, такой же сопляк, как тот, сегодняшний… Может, даже и он сам, а?
Владимир Александрович опустил глаза.
Чертова война! У каждого, кто её пережил, навсегда останется собственная правда, оплаченная своей или чужой кровью.
Ведь сказано: только мертвые сраму не имут.
И еще: не судите, да не судимы будете…
Виноградов выучил много всяких красивых слов, но сейчас все они прозвучали бы некстати.
— Ох, так его душу!
На очередном повороте водитель резко вывернул руль вправо, и Владимира Александровича навалило на соседа:
— Извини.
Шамиль не ответил. Восстановив утраченное равновесие, он сразу же снова надел темные очки и отодвинулся от Виноградова.
Тот тоже поставил между ног оказавшийся на полу чемоданчик, сел поудобнее и принялся разглядывать горы за окнами автомобиля.
— Вы все виноваты… Все.
Виноградов обернулся: в голосе Шамиля больше не было ни злобы, ни истерики. Он говорил так, как рассуждают о чем-то обыденном и уже давным-давно известном, не требующем доказательств.
— И женщины? И дети?
— Да, — собеседник переложил автомат на колени. — Слушай, я до войны, в институте даже хотел жениться на одной москвичке. Но теперь… Ненавижу! Ненавижу вас всех.
Виноградов припомнил вчерашние фотографии на экране телевизора:
— И журналистов? Этих, которые заложники?
— Конечно. Почему нет? — Пожал плечами Шамиль.
— Ну, они же, вроде, друзья ваши. Нет?
Собеседник поправил берет. Потом не спеша, со вкусом и удовольствием произнес одно-единственное слово:
— Дерьмо.
— Неужели?
— Проститутки…
И вообще-то, возразить Владимиру Александровичу было нечего.
… Самошина и Гвоздюка он знал уже довольно давно, чуть ли не с первого дня работы в пресс-службе милицейского Главка.
В Большом Доме заканчивалось какое-то протокольное мероприятие, уже пошли вопросы с мест — и брошенный в одиночку «под танк» Виноградов с трудом пытался комментировать для телевидения и газет очередное заявление начальника ГУВД.
— Скажите, майор…
Владимир Александрович отыскал глазами поднятую руку:
— Представьтесь, пожалуйста.
Встал парень — упитанный, розовый, с усиками и бородкой:
— Алексей Самошин, компания ЦРТВ. Скажите, правда ли, что…
Худо-бедно, пресса в конце концов получила свое.
И отправилась по рабочим местам — нагонять строчки для гонорара и в меру способностей монтировать отснятый материал… Но прежде чем Владимир Александрович покинул пустеющий зал, к его столу приблизились двое:
— Послушай, старик! Это мой оператор… Он тут опоздал немного.
Виноградова несколько покоробило такое фамильярное обращение:
— Очень жаль, Алексей… простите, как вас?
На пластиковой карточке не значилось отчества собственного корреспондента ЦРТВ Самошина, поэтому майор запнулся.
— Да ладно тебе! Можно по имени.
— Чем могу помочь? — Владимир Александрович во-время вспомнил старое правило работников пресс-служб: с журналистами, как с малыми детьми, собаками и психически больными нужно обходиться ласково.
— Надо бы ещё раз. Я задам свой вопросик, ты опять ответишь… И нет проблем! Понял?
— Понял? — Повторил вслед за Самохиным верзила с телекамерой на плече.
Фамилия оператора была написана на репортерской карточке: Гвоздюк. Причина же опоздания читалась прямо на лице этого самого Гвоздюка: опухшие веки, красные глаза и запах тяжелого похмелья.
— Поехали, — согласился Виноградов, глянув на часы у двери. — Только быстро!
Потом высокая, худощавая фигура Гвоздюка и бородка Самошина попадались на глаза Владимиру Александровичу постоянно.
Круг журналистов, аккредитованных при ГУВД, достаточно узок, поэтому майор то и дело встречал эту парочку на брифингах и пресс-конференциях руководства Главка, в милицейских рейдах по рынкам, на местах заказных убийств и прочих печальных происшествий, составляющих криминальную хронику города.
Сюжеты, снятые ими, особой оригинальностью и остротой не блистали, но смотрелись не хуже и не лучше других, ежесуточно заполняющих выпуски телевизионных новостей.
Общение Виноградова с ребятами из ЦРТВ носило характер эпизодический и ни к чему не обязывающий. Но примерно через полгода, когда майор уже исполнял обязанности начальника пресс-службы, Самошин заявился прямо к нему в кабинет: