Часы от президента
Шрифт:
— Алексей… Эй, слышишь? Леха!
Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.
Стало тихо.
И Владимир Александрович заснул, придерживая рукой пистолет.
… Утро Самошин начал с извинений:
— Здорово я вчера перебрал? Да?
— Ерунда. По такому случаю можно.
— Но я точно ничего такого не сделал? Такого… старик, ну ты понимаешь?
— Все в порядке, Алексей.
— Не ругался? Во сне не кричал? Нет?
— Нет. Храпеть ты, правда, здоров! Как жена терпит?
— А я разведенный, — хохотнул Самошин. — Прости, старик! Нужно было в меня кинуть чем-нибудь.
— Да ты что! — Изобразил испуг Владимир Александрович. — А если бы зашиб ненароком? Такую ценную персону…
— Да, кстати. А сколько за меня заплатили? — Журналист придержал за локоть готового уже выйти из комнаты Виноградова.
Майор поскреб затылок:
— Башку бы вымыть… Леха, послушай! Не надо меня об этом спрашивать, ладно? Договорились?
— Хорошо, старик. А кого спрашивать? Кто платил?
— Не знаю. Скажем так: не знаю! Мое дело маленькое.
— Врешь?
— В Москве тебе все обьяснят. Что там?
В дверь, не постучавшись, сунул бороду охранник.
— Да, уже идем… Давай, Леха! Здесь опаздывать не принято.
Впрочем, никто никаких претензий не предьявил.
Асхабов только посокрушался, что гости пропустили утреннний выпуск телевизионных новостей:
— Про вас показали, да! Хронику опять, фотографии…
— Серьезно? — Приосанился журналист.
— А что конкретно? — Виноградова интересовали подробности.
— Сначала дикторша, беленькая такая, словами сообщила: так, мол, и так… рады сообщить зрителям долгожданную новость. Из плена, мол, освобожден наш коллега, специальный корреспондент ЦРТВ Алексей Самошин, захваченный бандитами в горах более месяца назад. Потом несколько кадров прокрутили, из архива, и дикторша снова: это бесспорный успех официальной дипломатии, первый шаг к взаимопониманию между Москвой и её недавним врагом.
— А дальше?
— Ну, дальше насчет того, что терроризм можно искоренить только совместными усилиями…
— Я не об этом, — покачал головой Виноградов.
Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:
— Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?
Самошина передернуло:
— Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!
— Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут — прямо с места событий!
— Каких событий? — Не понял Виноградов.
— Ну, не знаю, — засмущался журналист. — Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?
— Обязательно. С оркестром и с цветами!
Лицо у Асхабова было доброе, но Владимир Александрович предпочел отвести взгляд.
— Кто-то приехал?
— Сейчас посмотрим.
Хозяин выглянул в окно, на шум двигателей:
— Это Шамиль!
— Прекрасно. Как раз вовремя.
Рокот во дворе затих, и тут же одна за другой захлопали двери автомобилей. Со скрежетом открылся бронированный люк БМП, кто-то спрыгнул на землю, послышались гортанные реплики встречающих… Потом по крыльцу прогрохотали кованые подошвы, и в комнату вошел Шамиль.
Не то, чтобы он выглядел грязнее или хуже обычного. Но почему-то с первого взгляда стало ясно: минувшую ночь этот человек провел если и не в дороге, то во всяком случае под открытым небом.
Шамиль невесело обнялся со своим командиром, кивнул Виноградову, после чего сверкнул зеркальными стеклами на журналиста:
— Готов?
Владимир Александрович заметил, что очки у вошедшего старые, все с тем же потрескавшимся от удара покрытием.
— Да, можно ехать, — ответил Асхабов за всех по-русски. — У вас ведь вещей никаких?
— Никаких, — улыбнулся Самошин. — Саныч, ты тоже с нами?
Пока майор обяснял, что в аэропорту ему светиться никак нельзя, что о его существовании лучше нигде не упоминать и вообще — забыть напрочь, Шамиль о чем-то докладывал хозяину.
Разумеется, слушавший вполуха Виноградов не понял из их разговора ни слова. Но и без перевода можно было догадаться: вести оказались не слишком радостные.
— Старик, а как же ты сам обратно? Когда? — Потеребил майора за рукав Самошин.
— Скоро, — спохватился Владимир Александрович. — Вчера решили, что сначала отвезут вас к самолету. А потом уже и я: «Прощайте, скалистые горы…» Помнишь песенку?
— Помню. Горы эти, мать их душу! Но ты позвони сразу же, как вернешься. Договорились?
— Обязательно.
— Ох, Саныч, тогда мы с тобой… Мы с тобой, старик… Такое! — Самошин даже прикрыл глаза в предвкушении грядущей череды застолий. Теперь, после освобождения из бандитских лап, жизнь виделась ему одним сплошным праздником в лучах славы и профессионального успеха.
— Ну, счастливого пути! — Начальник республиканской гвардии оставил Шамиля и подошел к журналисту:
— Как говорится: не поминайте лихом!
— Ой, ну что вы… — пожал протянутую руку Самошин. — Спасибо. Спасибо огромное!