Чай с жасмином
Шрифт:
Еще один звонок. Долгий и требовательный.
Включаю видеоглазок.
Ну, собственно, как и предполагал, наш местный участковый.
Иду открывать. Мы знакомы.
— Добрый день, Алексей.
— Привет, Анатолий Иваныч.
Пожилой, но давно обросший «золотыми» связями и достаточно борзый дядька, чтобы угомонить золотую молодежь этого района.
Мы хорошо знакомы. В прошлом году уговорил Миху участвовать в программе по трудным подросткам. У нас тренируется группа из местных пацанов попавших на учет. И сейчас
— Пригласишь?
За его спиной я вижу мужа Яси. Как там его… Джан, кажется?
— Это понятые? Или так, сочувствующие.
— Пока — сочувствующие.
— Тогда, пусть посочувствуют отсюда. Заходи. Один.
Закрываю дверь перед носом Джана. На ключ.
— Чаю? С жасмином.
— Не откажусь, — вздыхает он, глядя на стоящую в дальнем углу комнаты Ясю. — Здравствуйте… Жасмин, если не ошибаюсь.
— Здравствуйте… — шепотом и опуская глаза.
— Леха, ты идиот? — снижая голос.
Присаживается за стойку бара.
— Разве, я нарушил закон?
— Конечно! Ты в курсе, что у нас заявление на похищение?!
— Расследуйте. Я не скрываюсь. Похищения не было. Она добровольно здесь.
— Жасмин, подойдите к нам, пожалуйста.
Яся переводит на меня взгляд.
— Иди сюда, двигаюсь я на стул дальше. Садись. Не бойся. Это хороший справедливый человек, — улыбаюсь я Иванычу. — Он поможет тебе.
Наливаю чаю и Ясе.
— Пей… — успокаивающе веду ладонью по спине, наблюдая, как ее глаза испуганно увеличиваются.
Достает лист протокола.
— Ты должна честно ответить на его вопросы, Яся.
Достает второй.
— И ты тоже, Алексей. Как Вы здесь оказались, Жасмин.
— Он выгнал ее.
— Помолчи! Не тебя спрашиваю! Жасмин…
— Я была на улице…
— В одном этом платье… — добавляю я. — В минусовую температуру. Очень длительное время.
— Помолчи. Дальше.
— Мне… как это… плохо… — касается она ладонями глаз. — Темно… слабость… от холод.
— Вам стало плохо?
— Да. Леша… помог. И вот… — опускает она глаза.
Ну, слава тебе Господи! — выдыхаю я.
— Спроси ее как она там оказалась, Иваныч.
Раздраженно хмурится но спрашивает.
— Муж наказал, — неуверенным голосом.
Смотрит на меня, ища поддержки.
— Как наказал? Все говори!!
— Сказал… что воспитывать меня… — кусает губы, глаза наполняются слезами. — На колени сказал стоять или на улице оставаться. Дверь замкнул.
— Домашнее насилие? На улице было минус пять. Ветер. Снег. Иваныч, ну полчаса я выдержал смотреть на это! А потом она пошла на дорогу и встала там закрыв глаза! Ты знаешь как мимо нас тачки летают?!
Иваныч вздыхает.
— Я все понимаю, Леха. Но это не первая такая семья в моем районе. Знаешь что
— Что?
— Он ее покалечит. Она будет лежать полумертвая и твердо уверенно говорить — упала с лестницы. И НИ-ЧЕ-ГО не добьешься больше. Бесполезно!! И это будет и твоя ответственность тоже.
— Да, а если бы я оставил ее на дороге, то это статья! Не помню, как там?
— «Оставление в опасности».
— Да! И ее муж должен быть осужден по двум статьям, как минимум.
— Да, Лех… Никогда не даст она показания.
— Ясь? — перевожу на нее взгляд.
Непонимающе смотрит на меня.
— Твоего мужа должны судить за то, что он сделал. Тюрьма!
Отрицательно качает головой.
— Нет!! Нельзя! Нет! — категорически вскидывает ладони.
— Вот видишь?!
— Окей, Пусть его Бог накажет, х*р с ним!
А может и я когда-нибудь.
— Но насчет похищения — бред. И вообще, Ясенька, дай свой паспорт.
Открываю перед ним.
— Совершеннолетняя девочка. Гражданка России. Не замужем. Спроси ее хочет ли она остаться тут или пойти к человеку, у которого жила. И вопрос решен! Разве нет?
— Жасмин. Вы хотите остаться здесь? Или проводить Вас домой?
— Я хочу… — вяло и кусая губы.
И я не могу вдохнуть, умоляя ее молча: говори правильно, Яся!
Сжимаю под столом ее руку, глажу пальчики.
— Жасмин?
— Я хочу остаться. Здесь.
Лицо идет пятнами.
Закрывая глаза, выдыхаю.
— Короче, Леха. Вопроса это не решает. К делу я показания пришью. И характеристику тебе дам отличную. Ты фигурировать как похититель не будешь, обещаю. Но как показывает практика, дела о пропаже не закроют. Подключат исламскую общину, их психологов. Они сделают справки о ее невменяемости и начнется… Жалко очень девочку.
— Зачем ему это?
— Из принципа. Из понятий чести. Вернуть. Наказать. Три года назад была уже такая девочка здесь. Не знаю чем провинилась, но сломал ей муж все, что ломается. А потом отправил на родину в какую-то глушь. Инвалидом. Думаю, что уже и в живых ее нет. Там же у них быстро. Сожгут, камнями закидают или удавят. Никто не спросит с них. До сих пор душа за нее болит.
— Что нам делать?
— Ты не сделаешь ничего. Придется отдать.
— Ни за что!! Она теперь со мной.
Внимательно смотрит на меня.
— Ответственность вся теперь на тебе. Осознаешь? Нельзя будет тебе ее оставить. Она же, по сути, реально недееспособная.
— Осознаю. Не отдам.
— Ясно. Спрячь. Паспортными данными ее не свети.
— Жасмин, — поворачивается к ней. — Мой тебе совет, как старшего, как отца. Иди за Алексеем. От парень ответственный, хороший. Нельзя тебе возвращаться к своим.
Дает ей в руки свою визитку.
— Меня зовут Анатолий Иванович. Если что-то случится плохое. Потеряешься, там. Или опасность будет какая-то, звони. Телефон есть у тебя?